Гончаров Иван Матвеевич
Шрифт:
– Просто, ничего в руках? – спросил Штольц.
– Ну, пожалуй,
10 носовой платок, что ли, или там…
– Обломовщина! Обломовщина! – почти с отвращением сказал Штольц.
11
– Что ж, нехорошо?
12 Тебе не хотелось бы так пожить?
13 – спросил Обломов, – не правда, хотелось бы?
14
– И весь век так? – спросил Штольц.
203
– До седых волос, до гробовой доски. Согласись, ведь это рай земной…
1 ‹л. 68 об.›
– Нет, это не рай, а обломовщина!
2
– Далась обломовщина: ну что ж, пусть обломовщина, если она удовлетворяет идеалу счастья, покоя…
– А труд? – вдруг спросил Штольц.
– Какой труд? – [спросил] повторил, оторопев, Облом‹ов› и принял самую скромную позу.
204
– Дело?
1
– Дело? – повторил Илья Ил‹ьич›. – Ведь дела есть: с садовником сколько возни, повар придет – с ним часа полтора провозишься…
2
– Это дело? – иронически спросил Шт‹ольц›.
– Ну, книги?
3 – продолжал Облом‹ов›, торопливо отыскивая в уме, нет ли еще чего-нибудь. – Мы бы получали всё новые, [жена читала бы по-французски вслух,
4 газеты бы выписывали]. Помилуй, чего же еще?
– А имение? Продажа, покупки, отправление хлеба, счеты, опекунский совет?
5 Ты выпустил из своей программы многое: какую-нибудь ссору с соседом – не всё же бы я жил у тебя сбоку – забыл неурожай, недоимки, опекунский совет, а там доходу «тысящи яко две помене» – вот бы [мороженое] обеды, приятели да мебель и потеряли свой цвет…
– Да ведь у меня был бы приказчик, – в сильном раздумье сказал Обломов. – Он бы ходил ко мне каждый день с докладом: [как не ‹дело›] это не дело, что ли, видишь? Что ж, завести эдакую контору, как здесь. Когда же пожить-то, попользоваться-то жизнью…
– Да что ты это, как мальчишка: выучил урок – да и бегать. У тебя жизни сшиты из двух каких-то безобразных половин, как бывает маскарадное платье: одна красная, другая желтая – в одной помучился, поработал до какого-то срока – а там взял да и лег – ах ты… [ну]
– Ну, что – я?
– Что? Обломов – больше ничего!
– Что же мне делать? Каким еще быть!
6 Значит, я создан так.
– Нет, извини, вспомни, разве ты был таков? Вспомни, что ты говорил десять лет тому назад. Я тебе не только напомню слова, укажу каждое место, где ты что говорил.
205
– Что ж я такое говорил? – задумчиво спросил Обломов, отыскивая в памяти, ‹л. 69› что он мог говорить своему другу, кроме того, что сказал теперь.
– А говорил, что не похоже на нынешние твои слова, – помнишь, какую кучу книг накупил ты на триста рублей, хотел изучать камеральные науки, бредил политической экономией. Где у тебя груды переводов? [Из] Ведь ты почти всего Сея перевел. Помнишь, ты читал Робертсона, Юма? Где у тебя всё это? Я не вижу ничего.
– Захар куда-то подевал, где-нибудь тут же в углу валяется.
1
– Помнишь, ты
2 [готовил себя на сл‹ужбу›] готовился проходить службу, не хотел сидеть в Петербурге, называл здешних чиновников франтами, белоручками, хотел изрезать Россию вдоль и поперек, поехать посмотреть Сибирь…
– Да, кажется, точно ведь мы собирались, – припомнив, сказал Обл‹омов›.
– Как же: не ты ли твердил, что России нужны головы и руки, что стыдно забиваться в угол, когда нас [зовет торговля, хлеб] зовут огромные поля, берега морские, [когда] призывает торговля, хлебопашество, русская наука. Надо открывать [русские] закрытые источники, чтоб они забились русской силой, чтоб русская жизнь потекла широкой рекой и смешала волны свои с общечеловеческой жизнью, чтобы разливалась свободно своими путями в русской сфере, в русских границах, чтобы исполин восстал от долго‹го› сна… что ты идешь окунуться в это мирское море с головой и отдаешь всего себя… я говорю твои слова – сам я, ты знаешь, так никогда не говорил. У тебя тогда и лицо было не такое сонное, и глаза сияли, и не лежал [так] ты…