Я переоделся в сухую и теплую одежду. Она была мне тесновата, но швы выдержали, не лопнули. Время - половина четвертого. Через несколько часов рассвет. Топор я не стал брать, прихватил полуметровый ломик, которым Ула обычно скалывала лед во дворе. Она непременно хотела идти со мной, но я воспротивился. Осторожности ради я оставил ей конверт с письмом и фотографией и направился к задней двери.

Внезапно раздался громкий стук в окно. Неужели они собираются вломиться в дом? Я на цыпочках вышел в сени и прильнул к окошку. На крыльце кто-то стоял. Я включил наружную лампочку. Световой конус выхватил из темноты фигуру человека в полицейской форме! На всякий случай я отворил окошко. Да, это был наш участковый. Значит, он сэкономил мне время на дорогу. Со спокойным сердцем я отпер дверь, распахнул ее и… увидел направленное на меня дуло пистолета.

Уже несколько часов я сижу перед магнитофоном. Я высказал наконец-то все, что наболело; не упустил ни одного события, ни одного поступка, ни того, что намеревался сделать, ни того, что совершил - хотя бы и по глупости. Постепенно, с неохотой, мое сознание переключается на окружающее: служебный кабинет, микрофон, надзиратель, техник, который останавливает магнитофон и задумчиво смотрит на меня.

Надзиратель отводит меня обратно в камеру. Я лежу, уставившись в потолок. Думаю. И тут же забываю то, о чем только что думал. Время тянется бесконечно долго. Но вот раздаются шаги, клацает замок, и меня ведут в кабинет Вюнше.

Прокурор Гартвиг, закинув ногу на ногу, задумчиво курит сигарету. Вюнше изучает меня взглядом, будто разгадывает кроссворд. У меня пересыхает во рту, пальцы начинают противно дрожать.

–  Если можно, дайте мне воды, пожалуйста, - прошу я хриплым голосом.

Вюнше кивает. Я с жадностью осушаю стакан. Дышать стало легче.

–  Ваш рассказ не кажется недостоверным, - нарушает наконец молчание Гартвиг, - но многие и очень существенные факты говорят против вас, подтверждая вашу вину. Начнем с последнего: арестованный Мюллер показал следующее… - Гартвиг вынимает из папки лист и читает: «Вайнхольд спросил меня, сможет ли он в случае успешного бегства жить в Западной Германии, - не арестуют ли его там и не выдадут ли обратно. Он рассказал мне, что несколько месяцев назад в драке зарезал человека. Двое свидетелей видели это. Потом Вайнхольд пытался их тоже убить, но ему не удалось».

–  Я этого не рассказывал!

–  Показание на показание. Далее. Вернера Яшке сегодня освободили из-под ареста.

Меня это не удивило: Яшке отпадает, поскольку виновник - мой отец.

–  Правда, в сочельник Яшке заходил на мадеровский двор, - продолжает Гартвиг, - но лишь потому, что он вообразил, будто молодая хозяйка дома чувствует себя одинокой, скучает и ждет не дождется такого горемыку, как он… Скорее всего, delirium tremens, белая горячка. Кроме того, он, по-видимому, страдает какой-то формой шизофрении. Проявления ее, вероятно, заметила Соня Яшке и истолковала их как обычную ревность или вспыльчивость. Врачи определят это. Пока что его поместят в больницу для наблюдения. Вам он, кстати, тоже приписывает связь со своей женой. Психиатр считает это бредом ревности. В состоянии бреда Яшке и запер вас в погребе, не ведая, что с вами будет дальше. Что касается убийства, то Яшке предъявил алиби. Мы тщательно проверили, оно подтвердилось, в тот вечер Яшке не было в деревне. Все подозрения падают на вас, особенно после событий прошлой ночи. Таковы обстоятельства дела.

–  У меня есть доказательства, которые опровергают это, - заявил я самоуверенно.

Старший лейтенант Вюнше, сняв очки, сдувает с них невидимые пылинки. Движения у него сегодня какие-то вялые, неуклюжие. Снова надев очки, он задумчиво смотрит на меня. Вчера, когда меня привезли, мне показалось, что в его глазах мелькнули искорки симпатии. Сегодня же он не скрывает неприязни. Это вызывает у меня неуверенность.

–  Доказательства, говорите? А вы убеждены, что они опровергающие?

Что за нелепый вопрос? Ведь я их нашел и оставил Уле. В полиции даже выдали квитанцию.

–  Не понимаю вашего вопроса, - бормочу я в замешательстве.
– Эти бумаги доказывают мою невиновность.

Вюнше качает головой.

–  Поймите же наконец: вчера ночью вас арестовали по прямому подозрению в совершенном преступлении. Это значит, что у нас есть все основания считать вас виновным.
– Вюнше откинулся на спинку стула и устало провел ладонью по волосам.
– Ваш отец и ваш брат той же ночью заявили участковому инспектору, обвинив вас в краже со взломом и в попытке убийства. Поэтому вас арестовали и доставили сюда.

У меня даже перевязанное плечо перестало болеть. Неужели Вюнше дал себя провести на мякине? Как он мог допустить… Да и прокурор ни слова не возразил, только кивает! Значит, и он согласен с мнением Вюнше?

–  И обоих освободили?
– В полной растерянности я перевожу взгляд на прокурора.

Гартвиг чуть улыбается.

–  Они тоже задержаны. Я допросил их, чтобы решить, санкционировать ли арест. Вы облегчили бы мне работу, если бы вчера сразу же обратились к нам. Единственным основанием для их задержания послужило свидетельство Улы Мадер… Как видите, упрямство никогда не ведет к добру. Если бы вы это наконец поняли!

Наступила пауза. Вюнше вопросительно смотрит на Гартвига. Тот кивает.

–  Попросите свидетеля Фрица Вайнхольда, - отдает распоряжение Вюнше, не удостоив меня взглядом.

Сидевший у дверей надзиратель вскакивает, повторяет фамилию и вызывает моего брата. Фриц неуверенно входит в комнату. Я смотрю на него с ненавистью. Под правым глазом у него кровоподтек, лоб в двух местах рассечен, правая рука на перевязи. По крайней мере это вызывает у меня удовлетворение. Не мешало бы добавить ему еще, подумал я.