Лукреция вскочила, протирая слипшиеся от сна глаза; в первую минуту она не могла отдать себе отчета, где она находится, и только наполовину расслышала слова Гаральда.

— Но эти мерзавцы ошибаются, — воскликнул Кнут, скрежеща зубами, — они могут встретить во мне скалу, о которую разобьется их намерение! Одевайся скорее, Лукреция, встань рядом со мной, чтобы показать им, что мы соединены и что разлучить нас может только Бог.

В несколько минут Лукреция была готова. Дрожащими руками она надела юбку и сунула ноги в стоявшие у ее постели теплые башмаки.

Толпа между тем приближалась. В наружную дверь давно уже гремели удары, и сотни голосов ревели:

— Гаральд Кнут!.. Гаральд Кнут!.. Покажись нам, если ты не негодяй!

В эту самую минуту хозяин каменного дома отворил ставни и быстро распахнул окно. Поспешно достав из соседней комнаты ружье, стоял он перед окном, освещенный лучами месяца.

— Я здесь, — закричал он бушующей толпе, — и что я не негодяй, это знает всякий; почти каждый из вас видел меня во время штормов, и когда вы, рыбаки Боркума, дрожали, я стоял твердо на своем судне и только смеялся. Поверьте, шторм гораздо сильнее вас, и как смеюсь страху перед штормом, я смеюсь вам в глаза… да, смеюсь… смеюсь…

— Ты скоро перестанешь смеяться, — фыркнул Дырявый, показавший Кнуту сжатые кулаки. — Наступил час расчета.

— Чего вы хотите от меня? — спросил Кнут твердым голосом, не обращая внимания на речи Дырявого, которого он ненавидел всей душой.

— Чего мы хотим? — заговорил Дырявый. — Братцы, поручите мне говорить с ним за вас.

— Да, да, пусть он говорит, пусть передаст Кнуту, что мы требуем справедливости.

— Ну так слушай меня, Гаральд Кнут, — снова заговорил рыжий, вскочив на возвышение. — Слушай и запоминай каждое мое слово. Мы были благочестивыми и богобоязненными, и долгие годы счастье не покидало нас. Правда, у нас не было многого, но все-таки мы имели свой кусок хлеба, и когда отправлялись на рыбную ловлю, то возвращались с богатой добычей. Но за последние два года все изменилось; неудачи преследуют нас.

— Так идите и молитесь, — прервал его Кнут грубым голосом, — может быть, Господь смилуется над вами и снова пошлет вам счастье.

— Нет, — закричал Дырявый, взбешенный насмешкой, — ты виноват, тебя должны мы благодарить за то, что часто привозим свои сети пустыми! Ты знаешь, что после последнего шторма не вернулись до двадцати лучших рыбаков. Чем объяснишь ты, мой добрый Гаральд Кнут, что только одни твои лодки с их экипажами вернулись на берег после этой бури?

— Я это объясню в нескольких словах, — ответил Кнут, — я часто обращал ваше внимание на то, что вы строите лодки по старой системе. Я же строил свои судна более правильно, чтоб они могли выдерживать ветер и непогоду и не перевертывались бы так легко, как ваши. Но вы не хотели следовать моему примеру, воображая, что вам не нужно знать больше того, что вы наследовали от своих отцов и праотцов. И вот последствия.

— И ты думаешь, что мы этому поверим? — закричал Дырявый. — Ха, ха, ха! А я тебе отвечу, что с тех пор, как ты отдался черту, на нашем острове все идет шиворот-навыворот, а с тех пор, как ты привел в свой дом Бледную женщину и ее сынишку, мы не имеем ни одного веселого часа. И вот к какому мы пришли заключению: сегодня же ты должен увезти из Боркума Бледную женщину с ее ребенком. Посади их в одну из твоих лодок и увези в Бремен или куда хочешь, а еще лучше брось их в морскую пучину, из которой они к нам появились, или…

Рыжий вдруг остановился; может быть, он заметил при лунном свете демонический блеск, сверкнувший в глазах Кнута и грозное выражение его лица.

— Или?.. — спросил Кнут медленным и глухим голосом, в то же время судорожно сжимая руками ружье.

— Или мы сожжем твой дом и не оставим камня на камне в твоем хозяйстве! — проревел негодяй, возбужденный большим количеством выпитого им вина. — Мы не допустим дьявольщины в Боркуме, нам не нужна русалка с ее ребенком, неизвестно каким образом появившаяся на свет. Берегись, Гаральд Кнут, берегись!.. Мы запустим тебе красного петуха под крышу!

Одно мгновение казалось, что широкоплечий, сильный человек, стоявший наверху у окна, хотел приложить ружье к плечу и ответить выстрелом на наглую угрозу, но сдержался, и голос его был почти спокоен, когда он ответил:

— Идите-ка домой, вы слишком много выпили в корчме. Когда завтра проснетесь, то поймете, что были очень близки к преступлению и что в настоящую минуту совершенно потеряли голову. Вы хотите стать поджигателями? Так вот в чем выражаются честность и прямодушие боркумских рыбаков, вот плоды многолетних трудов нашего уважаемого пастора. Идите, я не боюсь ваших угроз, и вы будете строго наказаны, когда я передам это дело в суд.

Эти слова произвели некоторое впечатление на толпу, и более благоразумной части рыбаков удалось бы увести с собой более воинственных, и, таким образом, катастрофа была бы предотвращена, если бы Дырявый, ломаясь и кривляясь, как дикарь, своими речами снова не подстрекнул и не увлек толпу.

— Убери Бледную женщину из Боркума! — закричал он. — Докажи нам, что ты не находишься в дружбе с чертом, что не ему ты обязан своим богатством. Если же ты не увезешь ее с острова, мы сами позаботимся об этом — я стащу ее в Друидову пещеру и брошу в воду, откуда она к нам явилась.