– Очень даже сделаю, – возразила я. – Это мой придворный штат, и я делаю здесь все, что мне угодно. – Сара говорит, что ты ничего не можешь сделать вопреки желаниям принца.

– Сара ошибается. Я – принцесса Оранская, и я могу делать все, что пожелаю.

Я очень гордилась собой. Я сознавала свою власть и была намерена ею воспользоваться. Я была старшей дочерью своего отца, и это придавало мне особое положение. Я хотела, чтобы не забывали об этом.

Я знала, что Анна передала наш разговор Саре Черчилль, потому что других ее замечаний я больше не слышала; но после этого Сара Черчилль и я всегда не любили друг друга.

Этот визит моих родных, как и предыдущий, был вынужденно кратким. Мой бедный отец не мог забыть, что он – изгнанник. Он был очень грустен. Я могла его понять. Я с крайней неохотой покидала свою страну, но во, всяком случае, я покидала ее с почетом. Меня не изгоняли.

Наше прощание с отцом, мачехой, сестрой и маленькой Изабеллой было очень печальным. Мы со слезами на глазах заверяли друг друга, что скоро увидимся вновь.

При гаагском дворе ощущалось напряжение. Из Англии поступали грустные известия. У короля Карла было несколько припадков – один за другим. Он был уже немолод и из-за своего образа жизни едва ли мог по-настоящему оправиться от них.

Говорили о народной печали не только в Лондоне, но и по всей стране.

Разгульная жизнь короля не лишила его симпатии, которую все к нему испытывали. Его многочисленные любовницы, его скандальные связи не имели никакого значения. Народ любил своего Веселого монарха. Ни один король не пользовался такой любовью, с тех пор как по улицам Лондона бродил высокий и красивый Эдуард IV, ловя пылким взором прекрасных женщин.

Все чаще в апартаментах фрейлин собирались за ужином гости, все чаще на этих приемах присутствовали посланцы из Англии и почти столь же часто бывал на этих вечерах и Уильям.

Я постоянно думала о том, каково сейчас приходится моему отцу, отрезанному от родины. Потом пришло известие, что он спешно отбыл в неизвестном направлении, оставив свою семью в Брюсселе, а еще через некоторое время стало известно, что он в Англии.

Мы все в напряжении ожидали дальнейшего развития событий.

Развязка наступила неожиданно. Король выздоровел. Припадки миновали, и он совсем поправился. Я могла вообразить себе, как развлекло его всеобщее возбуждение и его ядовитые насмешки над тем, как он всех их провел.

Моего отца он принял ласково. При всем своем легкомыслии Карл искренне любил свою семью и только из-за своей решимости «никогда не быть вновь изгнанником» он уступил общему требованию выгнать своего брата.

Даже те, кто любил моего отца, винили в произошедшем его самого, а не Карла. Если бы, забыв свою щепетильность, он исповедовал бы свою религию втайне, ничего бы не случилось.

Эта мысль приходила мне снова и снова. И должна признаться, когда я вспоминала, какие огорчения отец доставил всем близким, я начинала испытывать против него раздражение.

Итак, отец был снова в Англии. Но позволят ли ему остаться?

В Гааге все были настороже. Уильям немедленно принимал каждого, кто прибывал во дворец с вестями. Все ждали, чем это кончится. И, наконец, дождались. Мой отец возвращался в Брюссель. Он ехал за своей семьей и по дороге собирался остановиться в Гааге.

Тем временем до нас дошли слухи, что англичане все равно не позволят моему отцу остаться в стране. Я интересовалась его планами и встретила его со смешанным чувством радости и тревоги. Как только мы остались наедине, я спросила его, что произошло.

Он с большим чувством рассказал мне о встрече с братом.

– Карл не виноват, – сказал он. – Несмотря на своих министров… несмотря на настроения народа… он не отправил меня в изгнание.

– Значит… вы возвращаетесь в Лондон?

– Этого он также не мог допустить. На него оказывалось слишком сильное давление. Только те, кто находился в Лондоне, могут понять, какой вред мне нанес этот чудовищный заговор. Народ разъярился. На улицах кричат: «Долой папистов!» Каждому слову Тайтуса Оутса верят как Евангелию. Он вызвал взрыв ненависти к католикам.

– И вы дали им понять, что являетесь одним из них, – сказала я тоном упрека.

– Я тот, кто я есть.

– Что же будет теперь?

– Меня посылают в Шотландию.

– В Шотландию! В изгнание в Шотландию!

– Нет. На этот раз не в изгнание. На этот раз я еду с почестями. Я буду там представителем короля. Так что у меня будет полная возможность проявить себя.

Я невольно испытала чувство облегчения.

– Карл считает, что моя семья должна остаться в Лондоне. Он обещает о них позаботиться. Анне, разумеется, придется остаться, но Марии-Беатрисе, возможно, все-таки удастся поехать со мной.