– Любишь бешбармак? – беспокойно спрашивал Калымбетов.

– Я люблю казахов. – говорил Варвар. – У вас и кухня хорошая. Еще мне нравится казы.

После Топара Жусуп разочаровался в однокашнике.

– Твой друг Курако нехороший. – говорил он мне.

– Жрет много?

– Откуда знаешь?

– Знаю.

…– Ленка болела. Пока с Любкой искали ампициллин – ни до кого не было дела. – Коротя расставлял шахматы.

– Ребенок болеет – плохо. – Шеф сделал ход. – Сейчас как?

– Любка колет ее десять дней… Хрипы прошли. Та-ак… Что ты мне тут готовишь? – Коротя задумался и сказал. – На той неделе я звонил тебе на работу. Сказали, что ты на базе.

– Ну да… Два дня с Димкой там проторчали.

Вовка Коротя геофизик и работает в трех километрах от города в

Волковской экспедиции. Жена его Люба физик. У них две дочери Лена и

Катя.

Женился в 71-м и Мурка Мусабаев. Мурка заведует отделением в инфекционной больнице. Полчаса назад звонил, обещал подойти.

Матушка зовет меня на кухню. Передача готова. Сегодня я иду кормить Ситку и Джона.

В столовой третьего отделения пожилая женщина беседует с молоденьким парнем. Женщина встает, подходит к умывальнику, моет руки, возвращается за столик. Паренек доедает коржик.

Мы сели через стол от них, Ситку госпитализировали позавчера, глаза у него зашмаленные, он суетится, Джон психует.

– Джонни, погоди… – Ситка соскочил со стула. – Сейчас я возьму у буфетчицы ложки.

Джон ничего не говорит и руками лезет в кастрюльку с бешбармаком.

– Джонни, говорю тебе, погоди… – Ситка нетерпеливо стучит в задраенное фанерным листом окошко раздаточной.

Джон продолжал ковыряться в кастрюльке.

– Вера, нам с братишкой нужны ложки!

Окошко раздаточной открылось.

– Вот ложки, Джонни… – Ситка Чарли глянул на Джона и сказал.
–

Что не мог подождать?

– Иди на х…! – алюминиевая ложка полела на пол.

– Ты что?!

– Ты мне остох…л! Иди в п…! – Джон замахнулся на Ситку Чарли.

Семейно-психический камнепад перегородил дорогу через перевал. В эти минуты для меня четко и ясно обрисовалось положение, в какое угодила наша семья. Это даже не несчастье, а последствия непонятной природы разрушительнейшей катастрофы в горах. Глыбины продолжали валиться с вершин и спереди и сзади. Перевал закрыт навсегда.

"И это только начало, – думал я, – Впереди бесконечная зима".

Картина цапающихся моих безумных братьев отображалась во мне внутренним грохочением. Я уже не испытывал жалости ни к себе, ни к сумасшедшим братьям. В эти минуты я ненавидел и Ситку, и Джона.

Сейчас я по-настоящему понимал, что подлинный ужас существования нашей семьи возможно ощутить только здесь, в пропитанной кислым томатным духом столовой третьего отделения.

И умереть нельзя, и жить невозможно. "Прощай, труба зовет..".

Положение трубовое.

…Я миновал проходную больницы и чуть ли не бегом преодолев три квартала, пытался собрать, воссоединить себя. Мама не понимает, где мы находимся. Она хорохорится. А папа…? Валера все понимал…

Бедный, бедный папа…

В какой мы очутились западне, по-моему, лучше всего понимал один только я. Потому, что все надежды родителей сомкнулись на мне и, что из этого могло получиться, знал только я один.

Я замедлил ход и задумался.

Внезапно, ни с того, ни сего передо мной далеким видением промелькнула Таня Власенкова. Она возникла не на секунду-две, – на короткий миг, – и тут же рассеялась.

"С неба лиловые звезды падают…". Я вздохнул и быстро пошел.

29 или 30 мая 1973 года. Позавчера приезжал пьяный Пила. Он был за рулем.

– Ты в своем уме?! – кричал Пила. – Выползова не включила тебя на защиту. Дурак, без диплома останешься!

Он прав. Тянуть больше нельзя, промедление смерти подобно. Надо идти к руководителю.

– Жигер Айтказиевич? – остановил я мужчину с портфелем.

– Да.

– Я Ахметов, ваш дипломник.

– Ахметов? О-о! Наконец-то. Давно мечтал с тобой познакомиться.
–

Он протянул мне руку. – Пошли.

Поднялись к нему в квартиру. Руководитель бросил портфель на диван.

– Хорошо, что пришел. Вчера Майя Николаевна говорила о тебе. Я был против твоего исключения из списка… Сказал ей, что надо сначала послушать тебя, разобраться. – Руководитель распахнул окно.

– Жарко сегодня. – Он повернулся ко мне лицом.- Так. Хорошо, что пришел. Мы могли бы и не встретиться… Через неделю я улетаю в

Москву. Ладно, показывай, что принес.

– Жигер Айтказиевич. – Плести венские кружева поздно. С этим мужиком вроде можно договориться. – Я болел. Почти год болел…