Шрифт:
Галина Васильевна заскакивала к нам не более чем на пару минут.
Валера и она шумно приветствовали друг друга, непременно целовались, папа спрашивал:
– Как Геннадий, Боря, Маша?
Не забывал заходить и Ислам Жарылгапов. Ситка и Ислам продолжили, начатые в 57-м на Кирова,129, исторические разбирательства.
Жарлыгапов давно уже не редактор писательской газеты. В настоящее время он директор бюро пропаганды художественной литературы.
В начале 50-х Жарылгапов заведовал в ЦК КП Казахстана отделом культуры, позже учился в Высшей дипломатической школе. Вернулся из
Москвы и вплотную занялся литературой.
Ислам блестяще владеет русским языком. Что уж до казахского, то здесь, гласила молва, равных в республике ему не было. Язык кочевников полон глаголов с одним гласным – вроде "тур", "жур",
"кет". На слух слова воспринимаются понуканиями-тычками табунщика.
Жарылгапов взялся за окультуривание родного языка, для чего и придумал под тысячу новых слов, которых до него или не было вообще, или если они и обозначали какое-то понятие, то резали слух. Кроме того, что сосед с четвертого этажа занимался еще и художественным переводом, вдобавок ко всему он прекрасный рассказчик.
Словно отвечая на вопрос, почему он при таких талантах не пишет свои вещи, дядя Ислам как-то сказал:
– Не хочу и не умею врать.
Книг в его доме море. Кроме того, Жарылгапов выписывал газет, журналов на сто рублей в год. Почтальонам иной раз тяжело таскать скопившуюся за месяц уйму журналов, из отделения звонили дяде
Исламу, просили самому прийти за подпиской. "Писатель должен знать все". – говорил Бунин. Глядя на Жарылгапова, возникает желание уточнить: "Писатель должен знать всего понемножку". Выдавать нужду за добродетель все равно, что врать. По-моему, сочинительство стоит того, чтобы хоть немного, но пофантазировать. Дядя Ислам здесь что-то путал – игра воображения это не совсем вранье. Может, не мог он заставить себя сочинять по другой причине? Из-за того, что привык смолоду излишне много читать?
Ситка продолжил, начатые в 57-м споры с Жарылгаповым. Одним из пунктов разногласий стоял Солженицын
– Фамилия у него, заметь: Сол-же-ни-цын – "солжет" и не дорого возьмет.- говорил дядя Ислам. – И отчество у него характерное,
Исаевич. Фотографию я его не видел, но уверен: он еврей.
– Еврей? Вы что-то путаете, дорогой дядя Ислам. – смеялся Ситка
Чарли. – Солженицын стопроцентный американец!
– А я тебе, о чем говорю? – улыбался Жарылгапов.
Говорили они и о боге.
– Люди сами себе придумывают богов. – сказал дядя Ислам.
–
Сегодня для нас боги Карл Маркс, Ленин, Сталин.
Против Сталина Ситка ничего не имел. Тем не менее за бога он обиделся.
– Бога нельзя придумать! Как вы не понимаете! – Ситка махнул рукой. – Ладно, Сталин…Но это не бог… А Маркс с Лениным – это черти собачьи…
– Черти – не черти, но других богов у нас нет.
Жарылгапов уходил и Шеф спрашивал:
– Ну как? Отвел душу?
– Да ну его… – Ситка Чарли снисходительно улыбнулся, вздохнул.
– Глупый он.
Принципиальности Жарылгапова, временами доходившей до беспощадной непреклонности, остерегались многие. В том числе и мои родители.
Почему? Валера как-то обмолвился:
– Ислам считает нас обуржуазившимися.
Избегал внеплановых встреч с Жарылгаповым и Аблай Есентугелов.
Здесь возникала загадка. По повадкам Есентугелов чистоплюй похлеще
Жарылгапова, к тому же они оба аргыны, и казалось бы обоим дружить да дружить на единой платформе. С любым человеком можно договориться. Есентугелов и Жарылгапов свободно могли прийти к единой позиции на почве аргынства. В этом случае дядя Аблай заимел бы мощного союзника в борьбе с писателями-западниками – Ислам великолепный полемист и в споре на газетных страницах с тем же
Ахтановым не выглядел бы столь беспомощным, как окниженные заступники Аблая из института литературы.
Дядя Ислам говорил про нас, аргынов:
– Слово "аргын" происходит от тюркизма "аргун". Что есть чистое племя. Поэтому пышным цветом цветет у нас аргынофобия.
Насчет аргынов дядя Ислам бессовестно загибал. Кто мы такие?
Такие же, как и все приспособленцы.
…Собеседницы по дому у матушки Софья, Фирюза и Карашаш.
У кого что болит, тот о том и говорит. Тетя Софья преподавала в нархозе историю КПСС и просвещала Ситка на темы взяточничества в вузах.
– Этот П. берет тыщами, а этот Н. так вообще объелся деньгами колхозников. – тетя Софья возмущалась страстно. – Вор на воре и вором погоняет.
Мама обращается с тетей Софьей аккуратно – от дяди Асета, ее мужа зависит очередность продвижения книги в тематических планах издательства. Потом тетя Софья сама по себе женщина резкая, языкастая.
Старшего сына дяди Асета и тети Софьи Сейрана мы знали еще по старому двору. Парень отчаянный.
К примеру, за ним числился эпизод, когда он в ЦГ поспорил из-за очереди в винный отдел с двумя грузинами. Один из них обозвал