Шрифт:
Между тем Шарбану сильно переменилась в лице.
– Прошу тебя, не надо…
– Вы ставите меня в дурацкое положение, – я вновь наполнил рюмку.
– Люди готовят поздравительные речи, чистят пиджаки, гладят брюки, подбирают галстуки… И тут я им: простите, тетушке жалко для них ящика – другого, водочки… Меня не поймут. С моей стороны это выглядело бы голимым оппортунизмом! Решено! И не просите.
– Ой бай! Ой бай! – У Шарбану научно-технический прогресс на лице. Если раньше у нее глаза бегали как новогодняя гирлянда, то теперь перемигивались лампочками с пульта ЭВМ "Минск -22".
– Никаких ойбаев. Я же вижу, вам приятно, что свадьба Талапа благодаря моим кентам обещает стать заметным событием в жизни общественности города.
Я перегнул палку. Даже если Шарбану и не поверила, что налет армян на водокачку состоится в заявленном мной количестве, то в любом случае она перепугалась.
– Ладно, пошутил я.
– Алла сактасын. – с облегчением выдохнула тетушка и заулыбалась.
Казай тоже обрадовался и поспешил на балкон за водкой. Шарбану подсела к Гау. Я снова налил, выпил.
"Шарбану тетушка неплохая, – подумал я, – только время от времени ей надо напоминать о том, как я ее люблю". Поначалу я не обращал внимания на ее разговор с Гау. Когда до меня стал доходить смысл некоторых ее слов, я обратился в слух.
– Потерпи еще немного, – в полный голос говорила Шарбану. Гау молчала. Тетушка увлеченно продолжала. – Сколько ей еще осталось?
Терпи… Зато тебе все одной достанется.
О ком это она? Когда до меня дошло, то первые две-три секунды я не знал что делать и молчал. Хотелось плакать.
Я медленно поднялся.
– Жаба! – заорал я. – Да я тебя,…!
Возникла потребность перевернуть ее поганый стол. Я еще что-то кричал, Шарбану суетилась, хлопала глазами: "Что я такого сказала?".
Непонимающе смотрела на меня и Гау. Если и жена не соображает, то я, мама, все мы пропали.
– Шарбану ждет твоей смерти. – На следующий день за обедом я рассказывал Ситку о поздравлении к свадьбе.
Матушка опустила глаза и ничего не сказала.
– Почему ты молчишь?
– Что говорить?
Мама меня удивляла. Не в том дело, что для нее не новость, что
Шарбану ее враг, а в том, что она не злилась.
– Она твоя родная сестра!
– Ну и что?
– Как ну и что? Мама, я ее прибью!
– Не связывайся. Она несчастная.
– Ты что несешь?! У Шарбану полная жопы радости!
– Все равно она несчастная.
Я не сказал матушке о поведении за столом Гау. И не знал, что
Шарбанка поспешила рассказать дяде Боре, что я угрожал ей убийством.
Мама при перебранке ставила на место недруга воздушными плевками.
Спрашивала: "Сен ким сын?" и имитировала плевок без плевка -
"Тьфу!". Сейчас, когда она узнала, что Шарбану учит сноху жить ожиданием ее смерти, ни плевка, ни сожаления.
Вообще же, мелочь пузатую, осмелившуюся затевать против нее интриги, в ее обычаях было просто напугать и тем ограничиться.
– Ауле подлеста тупикка жверу керек, сонан гийн шайтанга кетсин.
Паленын аулак жру керег.
Сейчас бы Шарбану в самый раз в тупик загнать.
Глава 32
…И возвращается ветер
Американцы проводят испытания крылатых ракет. К цели они летят со скоростью среднемагистрального пассажирского самолета. В программу полета крылатых ракет закладывается рельеф местности, на небольшой высоте ракета огибает естественные препятствия, что делает ее неузвимой для ПВО противника…
До Книжной палаты Ахтанов несколько лет редактировал литературный журнал и охотно переводился московскими писателями. Одним из переводчиков Тахави Ахтанова был и Василий Аксенов.
В "Иностранке" в переводе Аксенова опубликован роман Доктороу
"Рэгтайм".
Рэгтайм, рэг-тайм… Время рэга. "Под звуки рэгтайма, – писал
Алан Доктороу, – Америка входила в ХХ век…". Писатель как будто бы намекает: рэгтайм – полетное задание для Америки. Это не просто танец, мелодия не сочинена, она прострочена на машинке, пробита на перфокарте. Законченная пьеса для механического пианино.
"Шаг-влево, шаг-вправо, – приравнивается к побегу".
Насколько неуязвимы США, шагнувшие танцующей походкой под звуки рэгтайма в ХХ век? В чем соль плана ее судьбы, которая отперфорирована на картонке?