Омиром и не удивлена моим звонкам. Омир болтун и, как пить дать, не преминул рассказать ей о моем тяжелом взгляде и прочем. Может она пришла, поддавшись любопытству, – об этом знать не могу. Мне хотелось думать, что она, не взирая на мой тяжелый взгляд, видит разницу между мной и Омиром.

Сегодня надо обязательно что-то предпринять. Иначе она плюнет и больше не придет. Хоть у меня и не маячит, но с Иришей расставаться не хочется. Девушка грез и действительности до невозможности приятная.

…Она поднялась со скамейки.

– Пошла я…

– Куда пошла? Сиди.

– Что сидеть? – Она насмешливо смотрела на меня. – Хочешь сиди.

Сейчас она уйдет. Нет уж. Я привлек ее к себе и, обсыпая засосами, полез в вырез сарафана. Артподготовка длилась с полминуты.

Она не сопротивлялась. Беспорядочный обстрел закончился и Ирина молча приводила в порядок прическу.

– Прости, я больше не буду.

– Не прощу.

Она простила и следующим вечером пришла к молочному магазину без уговоров. Зашли в лавку за вином, в автомате увели стакан и пошли ко мне во двор.

– Я всю ночь плакала.

– С чего вдруг?

– Из-за Омира.

– Что-о?

– Он пришел после тебя.

– Он что… изнасиловал тебя?

– Не-ет… К твоему сведению я девушка еще неиспорченная.- Иришка кокетливо посмотрела на меня. – Омир буянил и требовал на весь подъезд, чтобы я вышла на улицу. Вышел папа… Они чуть не подрались…

– Тогда почему плакала?

– Да… так.

– Я давно хотел тебе сказать… Хотел сказать и извиниться. Тут дело такое… Летом 67-го я и Бика отбуцкали твоего брата.

– Знаю. Мне Омир рассказывал. Тогда я хотела тебя убить.

– Дело прошлое…

– Ты фрукт еще тот.

– Скажешь тоже…

– Что очки не носишь?

– Да ну их…

– В них ты похож на Валентина Зорина.

– На Зорина? Зорин бесталанный подпевала.

– Нет. Дядечка он симпатичный.

Я открыл бутылку.

– Не переживай из-за Омира. На фиг он тебе сдался. – Я протянул ей стакан. – Лучше выпей.

Она выпила и задержала пустой стакан в руке.

– Ты душистая и мягкая… Пахнешь смородиной… А сама как персик в сарафане.

Моя рука снизу вверх поползла в Долину сомнений. Ириша по прежнему держала наклоненным стакан и молчала.

Все слишком быстро, путь в Долину оказался близким. Я рассчитывал наиграться вдоволь, прежде чем спуститься вверх в Долину. Сарафан у

Ирины кисейно тонкий. Двигаемся наощупь. Трусики у нее не обтягивающие, свободные. Путешествие не предвещало опасности и я пошел дальше. Мои пальцы осторожно теребили укрытие Долины сомнений.

Ирина молчала и крепче сжимала ноги.

Что-то там еле-еле пробуждалось внизу. Настолько еле-еле, что путешествие по окрестностям Долины хотелось продолжать бесконечно.

На скамейке напротив уселись три старушки. Мы пошли вглубь двора, к веранде дома Спектора. Поднялись на освещенную веранду и я прокрался в Долину сомнений с обратной стороны.

Иришка закатила глаза и отрывисто выдохнула:

– Ты – блядь!

Психиатр, а не разбирается. Если бы так, все давно уже было бы не так.

– Какой же я блядь? – наигранно удивился я.

– Блядь мужского рода.

Блядь мужского рода притаился внизу разведчиком в ожидании провала. Ириша тяжело и беспорядочно дышала и верно утвердилась в подозрении о том, что доводит ее до изнеможения изощренный соблазнитель.

Перед сном я обнюхивал ладони, побывавшие в Долине. Они пахли смородиной и чем-то таким, от чего разведчик в немом блаженстве застыл у рации с шифрограммой в Центр.

На следующий день встретился с Омиром.

– Ты что это нахулиганил в иркином подъезде?

– А что?

– Ирину обидел, на отца ее выступил. Я все знаю.

– Знаешь? – переспросил одноклассник. – Ты не все знаешь. Ее отец калбитом меня обозвал.

– И ты обиделся?

– А ты как думал?

– Зря. Ты и есть калбит.

Омир, странное дело, на меня не сердился. Столько добра мне сделал, что уже и не подсчитать, а я вероломно вторгся на его территорию.

Ирина уехала на Иссык-Куль, а я с родителями поселился на даче во втором Доме отдыха Совмина.

Соседи по дачному домику семья Олжаса Сулейменова. Где-то прочитал о созвучии Сулейменова с Леонидом Мартыновым. Стихотворение

Мартынова звучит в фильме Карасика "Самый жаркий месяц". Звучит на фоне снесенной бригадиром сталеваров пивнушки. Звучит не по месту, но здорово.