Шрифт:
– Мне надо позвонить, – Она протрезвела. – Дай мне халат.
Она сидела в холле на топчане и разговаривала по телефону.
– Алла, ты Фатьку забрала из садика? Спасибо. Где я? На блядках.
А что? Вам можно, а мне нельзя?
– Поговорила? – я выхватил из ее рук трубку, распахнул халат.
–
Пошли.
– Пошли.
Опять борода. Пока что-нибудь не получится, выпускать ее нельзя.
Я почему-то подумал, что окончательно протрезвев, Кэт опомнится и закроет доступ к телу.
Получилось с третьей попытки. Кое как. Она завелась и умоляла думать не только о себе. Нашла кого просить.
В ванной Кэт приводила себя в порядок.
– Извини.
– За что?
– Разочаровал тебя.
– Ай… – Кэт обливалась под гибким душем. – Все вы ученые такие.
Я подал полотенце и подумал: "Она разочарована. Отдастся ли она еще раз?".
Мама ничего не сказала. Сама виновата. Приставила охрану, а на старые привычки караульных не обратила внимания. Матушка не лопухнулась с охраной и ничего не сказала, потому что у нее в разработке находился план, по которому я должен был вновь жениться.
На работу Кэт пришла в начале одиннадцатого. Я стучал на машинке.
– Привет. – не поднимая головы, сказал я.
– Привет. – тихо ответила Кэт и повесила сумочку на спинку стула.
Она смущена. Полезла в стол, вытащила спички, достала из сумочки сигареты.
– Узбек шумел? – спросил я.
– Было дело… – сказала она и пошла курить на чердак.
Меня позвали к телефону.
– Звонила Роза. Утром Улан с милиционером выехал из Ташкента. – прокричала в трубку матушка.
– Роза еще в Ташкенте?
– До вечера она еще там будет.
– В обед приду и позвоню к ней.
Кэт еще курила на чердаке, но я туда не пошел. В комнату вернулась все такая же притихшая. Обоим нам не в жиляк.
– Перед твоей маман неудобно. – сказала она.
– Ерунда. С кем не бывает.
– Да нет, не ерунда. Я ей обещала охранять тебя, а сама…
К обеду на работе появилась Тереза Орловски.
– Катя, ты где вчера была? Я тебе весь вечер звонила.
– А ты почему опоздала? Опять отстой или сантехника ждала?
– А ты откуда знаешь? – у Терезы, когда она напропалую врет, глаза бегают по кругу. – Трубу прорвало. Представляешь?
– Представляю.
В комнату зашел Гуррагча.
– Бек, у меня зачет по судебной статистике.
Гуррагча учится заочно в КазГУ на юриста. Монгол не знает, как называется должность у Брежнева. В курсе он только, что Леонид Ильич в стране главный. Хороший юрист получится.
– Займемся. – сказал я и обратился к Орловски. – Наташенька, зачем звонить в домоуправление, когда на работе есть штатный сантехник. – я показал на Гуррагчу.
– Монгол и трубы чинит? – засмеялась Тереза Орловски.
– Еще как чинит.
Потомок сотрясателя Вселенной ощерился в плотоядной улыбке.
Его гарем опустел. Карина ждет ребенка, и Томирис собралась увольняться.
– Катя, обедать где будешь? – Тереза милая нахалка. Еще бумаги на столе не разложила, а уже об обеде думает.
– К маме пойду. Пойдешь со мной?
– Пойду.
В квартире матери прописан младший брат Кэт – Малик. Брат, как и сестра, вырос в микрашах, служил в армии, работал артистом оригинального жанра, немало поездил по стране. В прошлом году отсидел год общего в Заречном за грамм гашиша, сейчас живет то у сестры, то у матери.
– Роза! – я позвонил в Ташкент. – Улан новосибирским поездом едет?
– Да. – по телефону голос у Розы как у теледикторши. – Знаешь, что он мне сказал, когда я к нему ходила?
– Что?
– Он сказал, что душа болит за брата, который в больнице… И еще сказал, что его земля зовет.
Земля зовет? Что это значит? Ничего, кроме того, что по возвращении Ситку нельзя от себя отпускать. Но как это сделать?
Карашаш и я встретили на вокзале Ситку Чарли с милиционером.
Ситка галлюцинировал и хвалил ташкентского мента.
Где два месяца скитался, Ситка так и не рассказал. Прнехали санитары шестого отделения. Ситку Чарли увезли, милиционер остался на два дня погостить.
"Центр мироздания", – сказал американский летчик.
Х.ф. "Миранда", режиссер Тинто Брасс.
Три вечера подряд думал о Кэт. Думал с волнением. С ней, оказывается, может быть очень даже хорошо. Это так, но сейчас я в беспокойстве не из-за того, что я не оправдал ожиданий коллеги. Надо подготовиться ко второму сеансу связи. На время прекратим бухать. Ей быть может тоже неловко, но по другой причине. В последнее время она посерьезнела. До того стала серьезной, что пойти курить с ней на чердак я решился только в четверг. Мы поднимались по лестнице, я приобнял ее за талию, она молчала. Курили молча. Что она молчит? Я переживал, что на этом все и закончится. "Нет, – думал я, – если она мне, как говорила сама Кэт, – друг, то это еще не все. Сеанс связи должен когда-то повториться.