– Это уже лишнее, – подумал я из последних сил, – не так уж я накирялся…

Потом мне рассказывали, что я пел каких-то песен, плясал, рассказывал ненаучную фантастику – ничего этого я не помню, и по причине слабости своей памяти на тот отрезок времени я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть эти сведения.

После окончания торжества, влекомый Толстым и Светкой к троллейбусу, я отстранённо размышлял о том, что завтра у меня будет бодун, и с ним я пойду на репетицию. От этой мысли становилось грустно, и ноги мои печально волочились по земле вслед за туловищем.

Толстый просил хоть немножко их переставлять, но я не обращал внимания на его просьбы. А вслед за нами плёлся разоблачённый в момент прощального поцелуя Полковник и возмущённо бубнил:

– Та шо ж это такое? Я ж весь день одно ситро пил! А она, стерва, не верит?

– Он – ситро… А она – стерва… – отзывался я, и слёзы сочуствия закипали у меня на глазах.

– А я ей, подлюке, цветов на десять рублей купил, и духи, тоже, импортные, – продолжал изливать душу Полковник.

– И цветы импортные, – жалостно вторил я.

Итог подвела Светка. Она посмотрела на нас оценивающе и спросила:

– Ну почему вы, мужики, такие свиньи?

И никто из нас не нашёлся, что ей ответить.

Трамвай дёргало на поворотах, и каждый толчок отзывался в моём желудке мучительными спазмами. Хотелось прилечь тут же под ноги пассажиров и не вставать, как минимум, на протяжении трёх часов. Но, как вы понимаете, я держался. В мозгу ржавым гвоздём торчала одна-единственная мысль "НО ЗАЧЕМ ЖЕ?!?!"

Зачем я вчера так напился? Писклявый противный голосок внутри меня злорадно зудел:

– Потому, что ты дятел!

Возразить ему было нечего. Я был совершенно не в состоянии собраться с мыслями. Более того, я абсолютно не представлял, как смогу взять на репетиции хоть одну чистую ноту.

Я сполз с трамвая на нужной мне остановке и побрёл по направлению к общаге, где располагалась наша "точка". Рядом с общагой на скамеечке сидело нечто длинноволосое, увешанное "фенечками", в громадных шузах, не соответствующих скромному росточку. Определить пол со спины не представлялось возможным. Я подкрался и произнёс над ухом:

– Барышня, разрешите с Вами познакомиться.

"Барышня" не оборачиваясь показала мне средний палец в популярном жесте и хрипло произнесла:

– Фак ю!

После чего она обернулась и оказалась Палычем.

– Брат, мне так херово, что ты себе даже представить не можешь! – проскулил я, утирая со лба холодный похмельный пот.

Впрочем, "брат" выглядел не лучше – красные глаза, дрожащие пальцы и прочие признаки сумеречного состояния организма вследствие чрезмерного приёма вовнутрь горячительных напитков.

– А ты где умудрился? – заинтересовался я.

– На свадьбе вчера был, – пожаловался Палыч, – на сельской. Они, суки, самогон вместо водки выставили.

– Молодец! Тебе что клизмы насильно ставили?

– Зачем клизмы? Я сам.

– Тогда не жалуйся.

– А кто первый начал? – озлился Палыч. – Ты же первый скулил:

"Херово!"

– Я пострадал от руки провокатора, а ты тривиально напился.

Чувствуешь разницу?

– Нет. Результат один и тот же.

Палыч коротко затянулся сигаретой и сплюнул. Вдруг он спохватился:

– Погоди, чё ты говоришь? Какие провокаторы? У Малюшки? А ну опиши!

Я коротко описал ему праздник, не пожалев для нашего с

Полковником алкогольного марафона трагических красок. В описание сцены доставки моего тела под родную крышу я вложил все свои актёрские способности. Рассказ доставил Палычу неописуемое удовольствие. Он позабыл о неприятных ощущениях в собственном организме и без зазрения совести ржал над моими вчерашними похождениями.

– А Полковник-то..! Полковник! Ой, не могу! А я ей подлюке цветов

– на десять рублей! Ха-ха-ха!

– Чё ты ржёшь? – возмутился я, – я же чуть не умер!

Нашу беседу прервал Батькович, выглянувший из дверей и всем своим видом давший понять, что пора бы и "рыпнуть". Мы покорно поплелись

"делать искусство".

Репа продвигалась с переменным успехом. Я мобилизовал все силы своего отравленного алкоголем организма и вовсю старался

"соответствовать". Палыч изнемогал под бременем тяжкой необходимости

"давать кач". Батькович, полузакрыв глаза, стоял прислонившись к шкафу, автоматически извлекая звуки из своего инструмента и витая в иных сферах. Паша важно расхаживал в шлёпанцах вокруг примочек и принимал рок-позы.