Шрифт:
– Во всяком случае, не исключаю этого.
– Но зачем королю Баварии могли потребоваться эти часы?
– Представления не имею.
– Он же не был сумасшедшим!
– Был.
– Что - был?
– Сумасшедшим был, - сказал Василий Петрович.
На какое-то время я потерял дар речи.
– Это факт, подтвержденный заключением психиатров. Он был параноиком. Баварией, по меньшей мере шесть лет, правил безнадежно сумасшедший.
– И никто не заподозрил неладного?
– Разумеется. Да и кого это интересовало? Есть король? Есть. Ну и слава богу! Кабинет министров насторожился лишь тогда, когда король потребовал на своё содержание дополнительных денег, хотя, с моей точки зрения, это было единственное разумное, что он сделал.
Живя в одном из своих роскошных горных замков и окруженный придворными и стражей, король воображал себя то Лоэнгрином, то горным духом, то рыцарем Тристаном. Но кем бы он ни был в ту или иную минуту (Вагнером, Наполеоном, Рембрандтом или Марией-Антуанеттой), он постоянно разрабатывал планы пополнения королевской казны.
Для займа в 26 миллионов марок Людовик тайно посылал своих агентов в Бразилию, Константинополь и Тегеран. В случае неудачи с займом король распорядился найти и завербовать подходящих людей для ограбления банков во Франкфурте, Штутгарте, Берлине и Париже.
Кроме того, в разные страны им было отправлено четверо придворных. Каждому из них предписывалось раздобыть любыми способами и привезти ему по двадцать миллионов. Вот почему вполне возможно, что одним из этих четверых и был человек, выдававший себя за придворного часовщика Генриха Вольфа. Как-никак, а имущество Мецнера оценивалось в солидную сумму.
Что же касается часов Штернберга и Кулибина, то должен сказать, что Людовик, несмотря на свое сумасшествие, умел ценить прекрасное. А что может быть прекрасней старинных часов, сделанных золотыми руками мастера?!
– Ну хорошо, - сказал я.
– Допустим, «Говорящий попугай» действительно оказался в Баварии. Но астрономические часы Кулибина, которые принадлежали Обнинскому? Какие основания полагать, что они разделили участь «Говорящего попугая»?
– Пожалуй, никаких, - раздумчиво сказал Василий Петрович.
– Вполне возможно, что убийца не обратил на эти часы никакого внимания, и их в суматохе присвоил кто-то из агентов сыскной полиции. Не исключено также, что, покидая Россию, преступник продал их кому-либо из любителей. Да мало ли что ещё?
– Значит, надежда отыскать кулибинские часы ещё не потеряна?
– Конечно, нет. Может быть, сейчас, когда мы с вами беседуем, кто-то в Москве, Горьком или Ленинграде уже пишет письмо, подобное тому, какое получила в 1853 году редакция «Москвитянина»: «Если угодно редакции прислать освидетельствовать… то я очень рад буду, что диковинное произведение нашего русского механика, стоившее ему много труда и соображений, не погибнет в реке неизвестности. Жительство имею…» Всё может быть, голубчик! Но как бы то ни было, а кое-что вы уже отыскали…
– Что вы имеете в виду?
– спросил я.
– Как что? Повесть-легенду о волхве Бомелии, его волшебных часах, Иоанне Васильевиче Грозном, нижегородском купце Михаиле Костромине и выдающемся механике-самоучке, часовщике-кудеснике Иване Петровиче Кулибине, память о котором живёт в России и по сей день…
«Так, так, так, так», - подтвердили сказанное Василием Петровичем висящие на стене голубые ходики в виде избушки.
Экспонат № 5
В этом году осень была ранняя. Шёл унылый дождь. Даже не верилось, что всего месяц. назад, когда Василий Петрович уезжал на юг, в скверах и парках вовсю щебетали воробьи, а над городом в ярко-голубом небе красовалось румяное солнце.
В подъезде дома, где жил Белов, пахло вареной капустой, прогорклым постным маслом, рыбой и керосином. Это свидетельствовало о том, что за время отсутствия Василия Петровича здесь ничего не изменилось: соседи слева по-прежнему готовили к обеду щи, а те, что справа, жарили на керосинке рыбу.
– Вот ты и дома!
– весело сказала дочка, стряхивая с плаща дождевые капли.
– А лифт, как всегда, не работает…
Да, кроме погоды, здесь за прошедшее время действительно ничего не изменилось, подумал Василий Петрович, взбираясь по лестнице. И ошибся…
Уже открывая ключом дверь своей квартиры, он интуитивно почувствовал что-то неладное. Это «что-то» расшифровать он бы не смог, но в то же время понимал, что оно, пусть незаметное, едва уловимое, все-таки существует. И это «что-то» было крайне неприятным и ненужным, осложняющим жизнь.