Если Чарли не соберет денег для выкупа, она сделает это сама. Как бы там ни было, ей придется открыться королю. Кто бы ни заплатил выкуп, все равно тайна выйдет наружу, и всем станет известно, кто настоящая мать Дженни.

Король не заслужил того, чтобы узнать из газет имя своей внучки. Марина рисковала вызвать его гнев и, самое ужасное, быть свидетельницей его страданий и самой пережить горечь унижения. Но пришло время платить по старым счетам и открыть отцу правду.

Но прежде всего предстояло прояснить вопрос об Эдварде Джеймсе.

Живет ли он по-прежнему в своем старом доме и преподает ли в колледже? Об этом Марина могла только гадать. Но следовало действовать, она не могла никого расспрашивать и должна была полагаться только на себя.

Марина пересекла Эльм-стрит и пошла по Парадайз-лейн. Справа от нее был «Квадрат», слева учебные здания. В белом доме с темно-зелеными ставнями на окнах висели опрятные кружевные занавески.

Марина остановилась, глубоко вздохнула и поспешила вперед, опасаясь, что переменит свое решение. По кирпичной дорожке она подошла к крыльцу, позвонила и стала ждать, разглядывая зеленую дверь и аккуратно подстриженные кусты перед домом.

Она услышала, как поворачивается замок. Дверь отворилась. На пороге стояла женщина.

– Что вам угодно? – спросила она. Это была пожилая женщина, полная, без талии и с кривыми ногами. Ее короткие волосы были седыми, глаза смотрели через толстые стекла очков. Уж не жена ли это Эдварда Джеймса?

– Не знаю, сумеете ли вы мне помочь, – подчеркнуто вежливо начала Марина. – Я ищу человека, который жил здесь много лет назад.

Женщина изучала Марину.

– Это был преподаватель колледжа. Он читал лекции по государственному управлению. Его звали Эдвард Джеймс.

– Его по-прежнему так зовут, – сказала женщина. – И он по-прежнему здесь живет.

У Марины екнуло сердце.

– Вот как? Может быть, он дома?

– Да, он дома. Он читает.

«Он читает, – подумала Марина. – Эдвард здесь, и он читает. Эдвард, отец Дженни».

Марина смотрела на женщину, не зная, что еще сказать.

– Мне не хотелось бы его беспокоить, но у меня к нему очень важное дело.

– Как о вас доложить?

Марина колебалась. Помнит ли он ее? А если помнит, признается ли в этом? Мысли Марины вернулись к Дженни... Ее ребенок. Их с ним дитя. Дочь, которую он, возможно, похитил.

– Скажите ему, что это... Что это принцесса.

Женщина с удивлением смотрела на Марину через толстые, увеличивающие глаза стекла очков.

– Сейчас я узнаю, примет ли он вас, – сказала она и исчезла в доме, прикрыв входную дверь.

Марина стояла не двигаясь, ее мысли, ее тело, ее чувства – все окаменело, замерло в неподвижности, кроме бешено бьющегося сердца.

Дверь снова отворилась. На этот раз это был сам Эдвард Джеймс. Седина, которая некогда серебрила его виски, теперь выбелила голову, как снег горные вершины Вермонта; помимо усов, он носил теперь и аккуратно подстриженную бороду, обрамлявшую его загорелое, некогда красивое лицо, черты которого смягчил бег времени. Ворот белой рубашки был расстегнут на груди, уже не такой крепкой и широкой, как в прежние времена, а брюки в поясе были, пожалуй, несколько просторнее, чем следовало. В руке Эдвард держал книгу. Он смотрел на Марину и все шире улыбался.

– Марина? – спросил он, и Марина поняла, что он ее узнал.

Она поняла это по вспыхнувшему в его глазах свету, по нескрываемой радости, с которой он разглядывал ее лицо. Этот свет был словно луч маяка, нащупавшего в тумане ее истосковавшуюся душу.

– Здравствуйте, профессор Джеймс, – сказала Марина. – Как давно мы с вами не виделись.

– Да, да, – подтвердил он. – Прошу вас, войдите.

Марина была в нерешительности. Чутье подсказывало ей, что Эдвард не имеет никакого отношения к похищению Дженни. Чутье подсказывало ей, что это честный, порядочный человек, который хоть и поддался тогда своему чувству, тем не менее остался верен данному когда-то слову. Радость наполнила все существо Марины при мысли, что этот человек отец Дженни. Ей хотелось знать, какие его качества унаследовала их дочь.

Но тут она вспомнила о записке с требованием выкупа и причину, по которой явилась сюда.

– Будет лучше, если мы поговорим на улице, – сказала она негромко, чтобы не услышала его жена. – Мне надо кое-что вам сказать.

Они шли по дорожке вдоль пруда. Эдвард стал как бы ниже ростом, и его походка потеряла прежнюю уверенность. Они шли совсем рядом, но не касаясь друг друга; каждый из них думал о своем, но не говорил ни слова, молчание не угнетало их, а скорее умиротворяло, как это бывает между очень близкими друзьями, которые не нуждаются в словах. «Духовная близость, вот это как называется», – подумала Марина.

– Вы прекрасно выглядите, Марина, – наконец произнес Эдвард.

Марина отбросила назад волосы и улыбнулась.

– Благодарю вас, – ответила она. – Вы тоже прекрасно выглядите, профессор.

– Боюсь, годы не были так благосклонны ко мне, как к вам, – рассмеялся Эдвард. – С другой стороны, мне скоро будет пятьдесят пять. Представляете, пятьдесят пять.

Он все еще не спросил, почему она в Нортгемптоне, он все еще не спросил, почему она пришла к нему.

– Я много читал о вас в эти годы, – сказал он.