– Неужели, профессор? – поддразнила его Марина. – Я не знала, что вас интересуют светские новости.

– Трудно не заметить броские заголовки бульварных газет.

Марина отвернулась и посмотрела на пруд.

– Не следует верить всему, что пишут.

– Вы так думаете?

– Кое-что было правдой. Но с тех пор я изменилась.

Марина почувствовала неловкость оттого, что ей приходится оправдываться. И тут она вспомнила, как легко прежде Эдвард читал в ее душе и видел ее подлинную сущность.

– Надеюсь, вы не лишились такого своего качества, как непосредственность. Надеюсь, вы также не потеряли свою отзывчивость.

– Непосредственность? – изумилась Марина. – Вы считаете, что непосредственность была моим качеством?

– Без сомнения, – усмехнулся Эдвард. – Непредсказуемая. Взрывная. И в то же время отзывчивая. – Он слегка нахмурился. – Не уверен, что вы реализовали этот свой талант. Мне кажется, вы опасались последствий, к которым вас может привести эта отзывчивость.

Они шли дальше в молчании, и наконец Марина заговорила:

– Я боялась многих вещей, Эдвард.

– А теперь?

– Теперь? Теперь я пытаюсь совершать добрые поступки. Я пытаюсь спасти свою страну.

Произнося эти слова, Марина поняла, что сама впервые поверила в их искренность.

Эдвард кивнул.

– У вас есть для этого все качества, принцесса. А что касается прессы, то я и без нее всегда был уверен, что из вас выйдет отличная представительница золотой молодежи.

– Вы не ошиблись, – подтвердила Марина. – Наверное, следовало пройти сквозь это испытание, чтобы осознать, что полной свободы для меня не существует.

Марина не знала, как объяснить Эдварду свои романы с Дмитрием, Раулем и, самое ужасное, с Генри. Она не знала, как объяснить ему, что в своем отчаянном стремлении слиться воедино с мужчиной, обрести любовь, она искала душевного покоя и спасения для себя, искала спасения сначала в слепом подчинении долгу, а потом в открытом, необузданном протесте. Только встретив Йорге, Марина обрела человека, который, правда, не искал любви, но принял ее как личность и доказал ей, что она умная, талантливая женщина, способная построить для себя, с учетом своего особого положения, прочную достойную жизнь, дающую удовлетворение и некое подобие свободы. Она не знала, как объяснить эти вещи Эдварду, да, пожалуй, в этом и не было нужды.

– Я наделала много ошибок, – сказала Марина, когда они проходили мимо розария за особняком ректора и до них долетел запах цветущих роз. Такие же розы растут в саду ее матери, но королева уже больше не может наслаждаться ими. Марина почувствовала, что ее глаза наполнились слезами жалости к матери, вечной пленнице темницы, из которой нет выхода.

Эдвард остановился и взял Марину за руку.

– Мы все совершаем ошибки, принцесса, – заметил он.

Марина посмотрела на его утешающую руку, на длинные пальцы, слегка сжимавшие ее ладонь. Нежные длинные пальцы, которые когда-то сплетались с ее собственными и касались ее тела с медленной страстной лаской, пробуждая ответное желание.

Она посмотрела в его задумчивые глаза, но между ней и Эдвардом не вспыхнула так хорошо знакомая ей непреодолимая жадная потребность в быстром, коротком сексе для утоления страсти без всякого участия душевных сил. Эдвард не был похож на Дмитрия, Рауля и тем более Генри. То, что возникло сейчас между ними, называлось покоем, умиротворением и приятием друг друга. Так оно было между ними пятнадцать лет назад. И Марина знала, что это и есть сокровище, называемое любовью. Она хотела спросить у Эдварда, не сделали ли они ошибку тогда, в Вермонте, проведя вместе ночь, и что он об этом думает.

Словно читая ее мысли, Эдвард ответил:

– Может быть, со стороны морали наш поступок и заслуживал осуждения, но он не был ошибкой.

– Были ли вы счастливы, Эдвард? Хорошей ли была ваша жизнь?

Эдвард сунул руки в карманы, и они продолжили путь.

– Хорошей? – повторил он. – Да, мою жизнь можно назвать хорошей. Тихой, разумной.

– У вас так и не было детей?

Он не сразу ответил.

– Нет, не было. Анжелина не хотела детей.

Они шли в молчании, слушая пение птиц.

– Вы знаете, ее уже нет.

– Кого?

– Моей жены. Анжелины. Она умерла в прошлом году.

– Умерла? А та женщина в доме?

– Это Дорис, моя экономка. Не более.

Внезапно до Марины дошел смысл его слов: Эдвард был одинок. Его жена умерла.

– Мне очень жаль, Эдвард.

Он пожал плечами.

– Мне тоже. Мне очень плохо без нее.

Марина не знала, что еще сказать.

– То, что было у нас с вами, принцесса, это нечто особенное. У нас с Анжелиной было совсем другое. Она была... Она была для меня...