–  Я - Антонио Нуньес.
– Пастор протянул руку.

–  О-о, - гость пытался скрыть удивление, - так вы и есть пастор… Извините, но я думал… Меня зовут Тун Читапактль, я журналист - корреспондент центральной газеты штата.

–  Вы, вероятно, думали увидеть благообразного седого старца в черной сутане, - улыбнулся пастор, пожимая руку гостя, - а вас встречает худой длинноногий парень с копной рыжих волос, в потертых джинсах и сандалиях на босу ногу, к тому же небритый… Просто мы с ним, - пастор указал на Чико, присевшего на пол у двери, - не ждали сегодня гостей. Однако прошу садиться.
– Он указал на грубо сколоченные табуреты возле стола.
– А что касается сутаны - тут она не служит делу… Надеваю ее, когда отправляюсь к нашему епископу. Но это случается не часто. Признаюсь вам, дорогой сеньор, даже службу тут веду в джинсах - у меня есть еще одни, поновее - и вот в такой рубашке на выпуск. Слово правды, обращенное к простым людям, не нуждается в красивых одеждах. Не так ли?..

–  Вероятно, вы правы, хотя… - журналист оглядел более чем скромную обстановку комнаты, - хотя, кажется, не все соглашаются с вами… Но вы становитесь популярным. Люди говорят о вас, ставят в пример другим… Поэтому наша газета хотела бы рассказать о вас…

–  Что ж, если правду, в добрый час.

–  Я приехал именно затем, чтобы узнать правду.

–  Тогда надо, вероятно, начинать с них, - пастор указал на Чико.

–  Именно так я и поступаю. Я уже побывал в соседнем селении. Теперь хотел бы побеседовать с вами.

–  Пожалуйста…

–  Но с глазу на глаз, если позволите…

–  Вот как? У меня ведь нет секретов от них.
– Пастор снова указал на Чико.
– Но если вы настаиваете… Чико, мой мальчик, поймай пару хороших рыб и попроси Марианну приготовить их.

Бросив тревожный взгляд на журналиста, Чико молча выскользнул наружу.

–  Вы ведь не откажетесь пообедать со мной, сеньор?
– продолжал пастор, поворачиваясь к своему собеседнику.

–  Благодарю. И называйте меня просто Тун, отец мой.

–  А вы меня - просто Антонио.

–  Еще раз благодарю.

–  Тун - это ведь не здешнее имя?
– Пастор с интересом разглядывал коричневое, словно выточенное из древесины каобы, лицо гостя.

–  Нет… Мой отец с Юкатана. Он из народа майя.

–  А ваша матушка?

–  Она с Ориноко, из Колумбии. Тоже индеанка.

–  Но вы теперь бразилец.

–  Я учился в Манаусе.

–  И стали журналистом. Индеец-журналист. Нечто новое в здешней действительности.

–  Как и пастор в джинсах, живущий в сельве вместе со своей паствой.

–  Пожалуй… Новое, которое так необходимо тут, но… приходит с трудом… Увы…

–  Скажите… Антонио, ваш сосед… он… не становится слишком бесцеремонным?

Пастор испытующе глянул на своего собеседника:

–  Кого вы имеете в виду, Тун?

–  Американца, конечно, этого Кроу… Арчибальда Кроу-младшего.

–  А-а, - пастор помрачнел и опустил глаза.
– Ну конечно… Вам известно кое-что о здешних делах?

–  Еще бы… Я подготовил большой материал, но он не пошел. Главный снял. Сказал - недоказательно. Они там расшаркиваются перед боссами с Севера. А этот Кроу… - Тун покачал головой и умолк.

–  Да-да… Я тоже писал епископу. Он велел не вмешиваться… в политику. Прочитал мне суровую нотацию. Повторил несколько раз, что у служителей церкви тут задачи иные…

–  Что вам точно известно… Антонио? Пастор развел руками.

–  Точно?.. Пожалуй, мало… Слышал, что говорили люди. А говорили страшное… И не только на исповеди. Земли по Риу-Негру арендовал у федерального правительства еще отец нынешнего Кроу - Арчибальд Кроу-старший. Я его никогда не видел. Говорят, он был плохой человек и кончил плохо, но я ничего точно не знаю и не могу судить. Все происходило до моего приезда. Вот вы видели этого мальчика - Чико, моего воспитанника. Ему четырнадцать лет. Он единственный, кто уцелел… Когда ему было три года, говорят, что люди Кроу-старшего уничтожили его деревню и убили всех его родичей. Он один спасся чудом, - пастор прерывисто вздохнул, - и живет у меня с шести лет. Сначала был совсем дикий - молчал, бросался на людей и пытался кусаться. Потом начал отходить… Я научил его читать, писать. Сейчас он - как все вокруг, но…

–  Он что-нибудь помнит? Мог бы рассказать?

–  Послушайте, Тун… В вас тоже индейская кровь. Вы же должны понимать… Разве такое забывается? Я не знаю, что там у него внутри.
– Пастор постучал себя по виску.
– Я никогда не спрашивал об этом и никогда не спрошу, если он сам не скажет. Повторяю, сейчас он - как все, но я-то знаю, каким он был. И поэтому не хочу и не позволю говорить с ним… о его прошлом. Пусть все останется как есть. Виновник злодейства, вероятно, понес кару…

–  Но ведь он был не один?

–  Главный виновник… И бог покарал его.

–  А если преступление повторится?

–  Нет… Невозможно… Теперь такое невозможно. Мир становится другим.

–  Едва ли вы сами верите в то, что сейчас сказали… Что могло измениться за одиннадцать лет?.. Вместо одного Кроу тут у вас под боком другой. Еще неизвестно, пастор, кто из них хуже. В нынешнем мире люди вообще не становятся лучше… Я имею в виду тех, у кого деньги, сила, власть… Судьбы отдельных людей для них совсем ничего не значили и не значат. Особенно тут, в сельве, за сотни миль от больших городов.