– Я рада доставить вам удовольствие, сэр, – сухо откликнулась Энн. – Прошедшие годы и к вам отнеслись благосклонно.

– Благодарю на добром слове, Энн.

Гленкеннон поднялся, подошел к приставному столику, двигаясь с той плавной и вкрадчивой грацией, что так хорошо запомнилась ей, и наполнил два бокала вином из хрустального графина.

– Прошу тебя, присядь, моя дорогая. Мне как-то неловко, когда ты стоишь посреди комнаты, да и тебе, наверное, тоже.

Энн послушно села в кресло с высокой прямой спинкой и массивными резными подлокотниками. Гленкеннон подошел к ней с бокалом, и ей почему-то стало не по себе, когда она заметила, что темно-красное вино в точности совпадает по цвету с его бархатным камзолом. Этот цвет напоминал кровь, и она с содроганием вспомнила о его стремлении истребить всех Маклинов.

– Я рад, что мне наконец-то удалось благополучно доставить тебя сюда, – непринужденно продолжал Гленкеннон, – и я горько сожалею, что тебе пришлось перенести столько неприятностей. Подумать только – моя собственная дочь лишена возможности путешествовать, не подвергая угрозе свою жизнь…

Граф не закончил фразы, словно содержавшееся в ней оскорбление было для него непереносимым.

– Я не пострадала, сэр, хотя мне очень жаль, что я невольно нарушила ваши планы, – поспешно произнесла Энн.

Гленкеннон пристально взглянул на нее.

– Ты довольно долго пробыла в Кеймри. Чарльз меня уверяет, будто ты сказала ему, что с тобой хорошо обращались… что Маклины предоставили тебе свободу передвижения в пределах поместья. Это правда?

Невозможно было разгадать, что означает выражение его глаз, но в голосе прозвучало нечто неуловимое, заставившее Энн насторожиться.

– Это правда, – медленно ответила она, вспоминая долгие верховые прогулки с Фрэнсисом. Его улыбающееся лицо вновь предстало перед ее мысленным взором. До встречи с ним у нее никогда не было такой свободы… и, несомненно, никогда больше не будет.

Гленкеннон рассеянно вертел в руках бокал, разглядывая безупречно отполированные ногти на фоне красного напитка. Неловкое молчание так затянулось, что Энн вздрогнула от неожиданности, когда граф снова заговорил.

– А знаешь, женщины удивительно умеют приспосабливаться, – заметил он, как бы размышляя вслух. – Если дать им время, они способны освоиться в любых обстоятельствах. Это одно из замечательных свойств твоего пола, моя дорогая.

Энн отхлебнула вина, потому что во рту у нее пересохло от волнения. Она понятия не имела, куда он клонит, но его негромкий, мурлыкающий голос и холодный взгляд не внушали ей доверия.

– Твое нежелание рассказывать о пережитом представляется мне довольно странным, Энн. Естественно было ожидать, что тебе захочется пожаловаться на то, как тебя там обижали, если уж не упасть замертво от усталости и пережитых страданий. Поскольку ты не делаешь ни того ни другого, мне остается лишь удивляться твоей поразительной выдержке. – Гленкеннон вопросительно поднял бровь. – Прости мне некоторую наивность, Энн, но неужели ты пытаешься защитить этих бунтовщиков?

Она заставила себя встретиться с ним взглядом.

– Я не представляю себе, каким образом обморок при данных обстоятельствах мог бы улучшить положение дел, а что касается жалоб на перенесенные обиды, то я уже говорила Чарльзу, что мне был оказан самый обходительный прием. Я не пытаюсь ни защитить Маклинов, ни навредить им.

– Стало быть, сэр Фрэнсис Маклин тоже обращался с тобой обходительно? – усмехнулся Гленкеннон. – Ходят слухи, что он мастер обхаживать представительниц прекрасного пола – даже из стана своих врагов. Многие, если верить этим слухам, остались довольны его… гм… обхождением.

Эти слова больно ранили Энн в самое сердце, напомнив ей, что для Фрэнсиса она была лишь одной из многих. Она судорожно вздохнула, но твердо выдержала взгляд отца.

– Я не вполне понимаю, что именно вы имеете в виду. Какого ответа вы от меня ждете?

Опустив глаза, Гленкеннон задумчиво отхлебнул из бокала и со стуком поставил его на стол.

– Давай не будем ходить вокруг да около, Энн. Твое пребывание в Кеймри бросило тень на твою репутацию. Поскольку я собираюсь как можно более удачно выдать тебя замуж, мне необходимо знать, сохранила ли ты свою девственность.

Энн почувствовала, как краска гнева неудержимо заливает ей щеки. Фрэнсис оказался прав: отец действительно собирается продать ее тому, кто предложит более высокую цену.

– А если нет, это разрушило бы ваши планы, отец? – воскликнула она, позабыв об осторожности. – Скажите мне, насколько уменьшилась бы при этом моя ценность? Сколько золота вы могли бы потерять, если бы возвращенный вам товар оказался слегка подпорченным?

Гленкеннон недовольно прищурился и наклонился к ней через стол.