– Благодарю тебя, Одиссей.

– Тогда решено. А теперь я остужусь и поплаваю, а затем надену царскую одежду для церемонии открытия.

Перейдя на нос, он спустился на песок. Скинув тунику и сандалии, он пошел вброд по воде, а затем нырнул. Холодная морская вода освежила его, но мелкие проблемы продолжали его мучить.

«Это просто сломанный лук, – успокоил он себя. – Не больше, не меньше».

Надев длинную белую тунику и соломенную шляпу с широкими полями, Одиссей отправился на стадион в одной из колесниц Приама. Его поприветствовал сын царя Трои, Полит, скромный, скучный и неразговорчивый юноша отвел его в отгороженное место, где он оказался в компании Агамемнона, Пелея, Идоменея и Нестора. Царь Микен кивнул в знак приветствия.

– Я слышал, что тебе не благоволила удача на турнире лучников, – сказал он.

– Лук сломался, – ответил Одиссей как можно более небрежным голосом, словно его не волновал результат. Но он знал, что его тон не обманул Агамемнона. У этого человека разум был острый, словно жало змеи.

На стадионе темноволосый молодой воин в золотом плаще ходил по беговым дорожкам. Расстояние составляло три сотни шагов, примерно равные огромным шагам Геракла, который первым установил бег на короткую дистанцию много поколений назад.

– Судьями на Играх должны быть люди благородного происхождения, – пробормотал Идоменей, – а не какие-нибудь крестьяне в доспехах.

Одиссей оставил эту фразу без комментариев. Дед Идоменея был воином-крестьянином, который захватил часть Крита и объявил себя царем. Нестор посмотрел на него, приподняв от удивления брови. Ему тоже было известно происхождение Идоменея.

Как только определили беговую дорожку, вынесли шесты, обозначающие повороты, и вбили их в землю. В другом конце поля первые атлеты покинули галерею и заняли свои позиции. Царь Итаки увидел, как Каллиадес размахивает руками и разминает свои мускулы.

– Я знаю этого человека! – воскликнул Агамемнон. Его лицо потемнело от гнева. – Он микенский изгнанник.

– Который? – невинно осведомился царь Итаки.

– Вот! Тот высокий, – ответил царь Микен, показывая снова на Каллиадеса.

– Это член моей команды, – возразил Одиссей. – Он бежит за Итаку.

– У этого человека меч Аргуриоса, – добавил Идоменей.

– Еще один предатель, – фыркнул Агамемнон.

– В мире полно предателей, – согласился царь Итаки. – Так откуда ты знаешь этого человека?

– Он убил Коланоса, моего верного Последователя, и его приговорили к смерти за это. Но он скрылся от правосудия и сбежал… очевидно, к тебе.

– Если бы я знал, – вздохнул Одиссей. – Естественно, по окончании Игр я выгоню его из моей команды.

– Его нужно вышвырнуть прямо сейчас, – настаивал Агамемнон. – Я сообщу об этом Приаму.

– Это может вызвать одну или даже две проблемы, – заметил царь Итаки. – Кажется, я вспоминаю, что прошлой осенью, когда состоялось нападение на Трою, царь Приам освободил всех пленников. Говорят, что он потребовал, чтобы они убили своего полководца, человека, который предложил предать своего царя.

– Грязная ложь троянцев! – возмутился Агамемнон. – Кола-нос никогда бы не предал меня.

– Даже если это так, Приам приказал убить Коланоса. Вряд ли ты можешь попросить наказать человека, который выполнил его приказ. И, кроме того, это очевидно: Коланос предал тебя, напав на Приама, который был – и остается – твоим союзником.

Агамемнон замолчал.

– Твои слова разумны, Одиссей, – согласился он наконец. – Меня печалит, что не все мы союзники. Конечно, ты видишь, какую угрозу представляет собой Троя? Ты полагаешь, что Приам со всем своим богатством и растущей армией не имеет видов на западные земли?

– Я не знаю замыслов Приама. Но полагаю, что единственное его желание – это преумножение богатства. И ему не нужно нападать на других, чтобы увеличить его. Троя впитывает в себя золото с каждым днем, с каждым кораблем и караваном.

– У меня есть свои люди в Трое, – признался царь Микен, понизив голос. – Приам недавно купил тысячу фригийских луков, и он закупает олово и медь для вооружения. Доспехи, шлемы, щиты и мечи. Если мы не разберемся с этим человеком сейчас, он подомнет нас всех под себя.

Одиссей улыбнулся.

– У меня нет врагов, Агамемнон. Ни в Трое, ни среди микенцев, хеттов или египтян. Мои корабли охотно принимают в каждой бухте и порту.

Казалось, Агамемнон расслабился.

– Я ценю твою честность, Одиссей. Я буду таким же искренним в ответ. Когда разразится война – а это неизбежно, – тогда тех, кто будет продолжать вести торговлю с Троей, объявят врагами. Тогда люди, сохраняющие нейтралитет, будут не нужны.

– Становится опасным сохранять нейтралитет в наши дни. Позиция старого Эионея была нейтральной. Я слышал, что он упал с лошади и умер.