Она услышала звуки шагов. И снова голоса Флориана и Кетлин. Она нечетко объяснила ази задачу, и те просто следовали за Джорданом по пятам до самой хладолаборатории.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Джорди, мне не до тебя. Неужели нельзя через часок, у меня в кабинете?

— Здесь самое подходящее место. И поговорить можно с глазу на глаз.

Эмори сделала глубокий вдох. «Была не была! — подумала она. — Наверное, насчет Гранта явился. Или по поводу Мерильда с Кореиным». И сказала:

— Ладно, согласна. Но учти, через полчаса по соседству будут работать Джейн и ее свора. Флориан, сходи в сектор «В» и скажи, что машина не работает. — Повернувшись, она извлекла исследуемый образец из установки и бросила: — Придется брать новый. Если понадобится, прогоним его через все машины, какие здесь есть. Я хочу прояснить все до конца, а не так, как на деле. Достала уже эта толерантность! Невольно сама начинаешь ею заражаться. Не верю этим помощничкам! Кетлин, а ты встань там — передашь Джейн, чтобы она увела своих учеников в другое место. Я закрываю лабораторию до окончания эксперимента. — Женщина снова глубоко вздохнула и принялась прогонять многострадальный образец через криогенную технику, после чего, раскрыв дверцу в камеру с образцом, вернула его в исходное положение и повторила процедуру. А когда обернулась, увидела, что ази ушли, а Джордан терпеливо ждет.

Госпиталь располагался довольно далеко от основных корпусов, так что в непогоду, когда приходилось идти по закрытым переходам и тоннелям, прогулка могла изрядно затянуться. Но зато под открытым небом путь значительно сокращался. Джастин выбрал второе, хотя солнце скрылось за скалами и пришлось накинуть пальто. Юношу продолжали мучить рецидивы воздействия обучающей ленты — они терзали его повсюду. Ощущения особенно досаждали Уоррику-младшему — ему становилось нехорошо, да еще мучила тяжесть в желудке. «А все Грант». — С легкой досадой юноша вспомнил, как санитары принесли обед на двоих и брат настоял, чтобы он разделил с ним трапезу.

Джастин проглотил свою порцию, хотя не был уверен, что съеденное пойдет ему на пользу. Однако Уоррик-младший был готов и не на такое, только бы брат мог посидеть и посмеяться; Гранта даже развязали, чтобы он смог поужинать, и больной, скрестив ноги, уселся на койке и с энтузиазмом проглотил десерт. Энтузиазм не пропал даже тогда, когда медицинские сестры сообщили, что на ночь вынуждены снова привязать его к койке смирительными ремнями.

Джастин остался бы с братом и на ночь — доктор Иванов не возражал — если бы не назначенная встреча с Ари, о чем он, конечно, не мог рассказать Гранту. Уход он объяснил необходимостью сверхурочной работы в лаборатории. Однако когда Джастин уходил, больному явно было вдвое лучше, чем когда он вошел в палату; Грант все еще быстро уставал, но зато в глазах появился блеск, он вновь обрел смешливость — возможно, смех звучал несколько вымученно, неестественно, но глаза Гранта безошибочно свидетельствовали о начале возврата к нормальной жизни.

Однако когда Джастин поднялся, чтобы уйти, маска слетела: Грант снова выглядел унылым и несчастным.

— Утром зайду, — пообещал Джастин.

— Слушай, ну зачем тащиться в такую даль?

— Но я хочу прийти. Разве нельзя?

Грант вздохнул с явным облегчением.

Именно поэтому день показался Уоррику-младшему удачным. И юноша готов был платить за эту удачу любую цену. Впервые с того дня, как все это началось в кабинете Ари, он осознал, что даже из такого положения может быть выход.

Если… Если только дел будет достаточно, чтобы отвлечь Ари, если… Джастин подумал о Гранте и Ари: Грант и так находился на грани помешательства…

Тот самый Грант, красавчик, от которого девчонки были без ума и которого они дружно предпочитали ему, Джастину…

Юноша сумел перебороть напоминавшую о себе обучающую ленту, превратившуюся в постыдные воспоминания, пробрался сквозь смуту боли и изнурения. И не собирался набивать себе цену. Джастину хотелось уйти куда-нибудь и заболеть — что если позвонить Ари и соврать, будто прихворнул — впрочем, это соответствовала истине — и она могла бы попросить его прийти в следующий раз…

Боже, как он мог забыть о соглашении, которое открыло ему дорогу к Гранту! И гарантировало тому свободу. Ариане ничего не стоило очистить рассудок Гранта. Она могла сделать что угодно. Она угрожала отцу. Все теперь зависело от него, Джастина, и он ничего не мог сообщить брату — во всяком случае, в его нынешнем состоянии.

Тяжело вздохнув, он прибавил шагу. Тропа, огибая угол, вела к главному входу. Слышался гул моторов заходившего на посадку самолета. Все как обычно «Ресион-эйр» без работы не простаивает, и полеты осуществляются строго по графику. Джастин проследил, как шасси самолета коснулось взлетно-посадочной полосы, а потом зашагал вдоль окаймленной гравием клумбы и акклиматизированного кустарника, тянувшегося до самого парадного входа. От входа отъехал автобус и, по дуге подъездной дорожки, направился к шоссе. Автобус должен подобрать кого-то и отвезти к самолету, смекнул Джастин, дивясь, кого из ресионцев понесло к реке в такое тревожное время.

Просунув магнитную карточку в прорезь замка, он миновал автоматические двери, опять пристегнул карточку к рубашке и направился прямиком к лифту, чтобы подняться на свой этаж и уйти к себе.

Первым делом он собирался позвонить отцу и сообщить, что с Грантом все в порядке. Юноша пожалел, что не нашел времени позвонить прямо из госпиталя, но поскольку Грант вообще не хотел отпускать его от себя, Джастин не решился беспокоить больного.

— Джастин Уоррик!

Обернувшись, он увидел сотрудников службы безопасности: те явно появились в холле к прибытию самолета и, соответственно, автобуса, дабы в случае чего не пропустить постороннего.