Шрифт:
В этот день барону не будет нужды в чистке сапог — Винс омыл их своими слезами.
Однако лед в сердце пана Лещинского растопить не так уж просто. Он брезгливо оттолкнул Винса, но все же сказал замешкавшемуся Збигневу:
— Погоди, у меня появилась идея получше. Эй ты, щенок, поднимись! Ты сказал, что исполнишь любой мой приказ? Превосходно.
Барон вынул тот самый стилет, уже обагренный кровью, и метнул его под ноги мальчишке. Красивое блестящее орудие впилось в землю, едва не лишив Винса пятки.
— Поднимай, поднимай! И слушай, что буду говорить. Сейчас ты пойдешь и заколешь своего дружка. Не спорь! — прервал барон попытавшегося воспротивиться Винса. — Пойдешь и заколешь! Иначе... Кхм... Я уже говорил тебе про турок? О, поверь, это истинные мастера пыток. Я видел там множество самых разных способов лишить человека жизни. К примеру, если ты откажешься, я велю подвесить Стефана вниз головой на ближнем дереве и содрать с него шкуру. С живого. Конечно, после этого он умрет, но это будет так медленно и столь мучительно, что он будет умолять о смерти! Ты этого хочешь? Если нет — иди и убей!
У Винса ноги задрожали, стали непослушными, в груди разлился холод, а мысли спутались в тугой комок. Он не верил своим ушам — он должен убить Стефана? Сам, своими руками? Да разве это возможно? За все то добро, что он видел здесь?
— Я не пойду... — пролепетал он, держа стилет перед собою на расправленной ладони и не решаясь сжать его покрепче.
— Не пойдешь? — равнодушно переспросил барон. — Как знаешь. Збигнев, притащи Стефана. Ты когда-нибудь свежевал барана? Нет? Сейчас ты увидишь, как это делается.
— Стойте!!! — закричал Винс с отчаянием, — я сделаю... Я... Я иду...
Он склонил голову и пошел к Стефану, не глядя по сторонам, не решаясь оглянуться.
Барон смотрел на все происходящее, словно из театральной ложи. Он был доволен собою — такой великолепный спектакль был поставлен, такие эмоции, такие трагедии... Как жаль, что уже наступает финал...
Стефан по-прежнему не шевелился. Даже не видно было, дышал ли он... Винсент опустился рядышком и поднял Стефана себе на колени. Что же с ним сделали эти звери... Все лицо Стефана было иссечено багровыми полосами, веки залиты темной кровью, что стекала со лба; волосы превратились в пыльную жесткую шапку. А сквозь разодранную одежду проглядывали фиолетово-красные рубцы...
Винс осторожно погладил Стефана по щеке и заплакал. Едва горячая капля упала на лицо Стефана, тот разлепил глаза. Они были мутные, ничего не видящие, но через пару мгновений разыскали Винсента и Стефан произнес через силу:
— Видишь... Это не человек... Как все болит... Винс, ты... Ты беги... Сейчас беги, они не успеют... догнать...
Он натужно закашлялся, тонкая струйка крови стекла с губ.
— Стефан, я не оставлю тебя, — горячо зашептал Винсент, — я...
И тут он вспомнил, зачем же собственно шел. Он застонал, выронил стилет:
— Я не могу...
— Что ты не можешь? — поглядел на него Стефан, слабо шевельиувшись.
— Мне приказали...
— Ты о чем?..
— Барон приказал... тебя убить... Если я не сделаю этого, то...
Винс не решался сказать, что будет в ином случае.
— То что? — настаивал Стефан. — Он убьет тебя?
— Нет... Не знаю... Он... Он сказал, что... Он прикажет содрать с тебя кожу...
Стефан приоткрыл рот, потрясенный услышанным.
– Что мне делать?! — Винс был вне себя от тоски.
— Делай, как он велел... — устало ответил Стефан. — Так или иначе, он меня в живых не оставит, он слишком зол на моего отца. А так хоть ты сможешь спастись. И отомстишь... Ведь так?
— Да, не сомневайся, — твердо пообещал Винсент. — Он получит сполна.
— Ну тогда не медли... Я готов...
Стефан закрыл глаза и глубоко вздохнул.
А Винсент все еще глядел на его спокойное лицо и не мог представить Стефана мертвым... В каком-то внезапном порыве Винс прильнул к нему и принялся целовать лоб, щеки, губы... Он глотал чужую кровь и чувствовал, что они сливаются воедино, становятся ближе, чем родные братья...
Но делать нечего, время идет слишком быстро и скоро барону может наскучить эта проволочка.
Винсент мягко опустил тело Стефана на траву, осторожно расстегнул на нем одежды, освобождая грудь.
Затем поднял стилет... Примерился... Занес руку повыше... Зажмурился...
И ударил...
Глава восемнадцатая
... Сознание возвращалось медленно, рывками, словно он прорывался сквозь густую туманную сеть, разрывая ее на лоскуты. Винсент приоткрыл один глаз, с опаской. На его руке сидел большой, величиной с монету, лохматый паук.