Сколько времени садовник подсматривал из-за шторы своей комнаты над гаражом? Видел ли он его акробатические номера на крыше? Выскажет ли Тойфел свое философское суждение по этому поводу новому хозяину?

Вернувшись в спальню, Эллери быстро принял душ, выстирал грязную пижаму и оделся.

Выйдя в коридор, он огляделся вокруг. Двери комнат Римы и Кена Уиншипа были закрыты, а комнат Додда, миссис Фаулер и Эсси — открыты.

Эллери спустился на нижний этаж.

Доктора Додда не было ни в рабочем, ни в личном кабинете.

Эллери направился в кухню.

— Нет, я только выпью кофе, миссис Фаулер. Мне показалось, я слышал шаги доктора Додда. Он встал?

— Доктор всегда поднимается вместе с птицами, — весело отозвалась миссис Фаулер. — Никогда не видела, чтобы мужчины вставали так рано. Даром что ему велели оставаться в постели, да и выглядел он, как говорится, краше в гроб кладут. Завтракать не стал, взял шляпу и вышел. Все мужчины как дети, а доктора — худшие из них!

— Куда же он пошел, миссис Фаулер? В больницу?

— Доктор не сказал, но думаю, что туда. Он сказал, что встретится с вами, мисс Эндерсон и доктором Уиншипом на дознании по поводу этого ужасного Жакара.

Эллери поставил чашку на стол и вернулся в спальню, стараясь не шуметь, когда проходил мимо закрытых дверей. «Конечно, мне следовало бы спросить у Додда разрешения, — думал он. — Но человек, который закрывает дверь на ключ, обычно не отпирает ее по просьбе. Это его бы только насторожило».

Открыв свой чемодан с двойным дном, Эллери стыдливо извлек спрятанные там инструменты и поднялся в мансарду. Вскоре он уже сидел на краю стола шефа полиции.

— Дейкин, я намерен попросить вас помочь мне совершить противозаконное деяние.

— С удовольствием, — поднявшись, ответил Дейкин. — Но нам придется поспешить, если мы хотим успеть на дознание. Какое преступление я должен совершить?

— Вы организуете технические детали. Есть в городе слесарь?

— Миллард Пиг. Содержит лавчонку на углу Кросстаун и Фоуминг-стрит.

— Он хороший специалист?

— В свое время выполнил пару работ для администрации округа. Иногда его вызывают даже в Конхейвен. А что вам от него надо?

— Мне нужен ключ с воскового отпечатка, который лежит у меня в кармане. — И Эллери положил аккуратный пакетик на стол шефа полиции.

Дейкин снова сел.

— Чей это ключ?

— Это несущественно и не относится к делу, — ответил Эллери.

— Я могу задержать вас, мистер Квин.

— А я могу отпустить вас ни с чем, — улыбнулся Эллери.

— Предположим, мы заключим сделку…

— На моих условиях, Дейкин. Вы выполните для меня эту маленькую работу без вопросов и огласки, а я скажу вам, к какой двери подходит этот ключ, когда сочту, что вам следует это знать.

— Вы собираетесь взять что-то оттуда? — осведомился шеф полиции.

— Нет.

— Значит, что-то туда положить?

— Холодно, Дейкин, холодно.

— Тогда почему вы хотите туда попасть?

— Если я скажу, что из-за убийства, для вас этого достаточно?

— Вы упрямый человек, — вздохнул Дейкин, вставая и надевая фуражку, — а я как воск в ваших руках. Если вы дадите мне восковой отпечаток, я посмотрю, что сможет сделать Миллард Пиг.

Дознание по поводу смерти Никола Жакара протекало как операция под скальпелем коронера Граппа, председательствующего в зале окружного суда, где некогда вел заседания судья Илай Мартин. Грапп ловко добирался до сути, искусно избавляясь от помех, вроде многословной вдовы Жакар и ее расстроенного духовника, отца Кретьена из Лоу-Виллидж, а с присяжными обращался почтительно, как со своими хозяевами, каковыми они, разумеется, не являлись. Все было кончено в поразительно короткий срок. Доктор Кеннет Уиншип, к его и Римы облегчению, был полностью оправдан, а вдова — хотя и в ее отсутствие — получила поздравления присяжных, ибо она не только избавилась от тяжкого бремени в лице своего угрюмого супруга, но, по слухам, могла рассчитывать на еженедельную выплату доктором Доддом куда более значительной суммы, чем те, которые приносил покойный даже в самые удачные дни своей воровской деятельности. Смысл вердикта жюри, хотя и выраженный в официальных терминах, сводился к тому, что «все, что ни делается, к лучшему», а атмосфера в зале суда в момент закрытия заседания была такова, что прокурор Шалански вслух заявил мистеру Квину, что охотно приблизил бы дату выборов в конгресс, будь это в его силах.

Интерес Эллери к происходящему был предельно ограничен. Он почти все время смотрел на Себастьяна Додда, который сидел в зале, казалось заключив перемирие с действительностью. Доктор ничего не сказал о том, где провел все утро, а после заседания отправился прямо домой и заперся в спальне. Он заявил, что очень рад благополучному исходу дознания, что остаток дня будет отдыхать, так как утром Рима отменила прием пациентов, а Кеннет взял на себя вечерние вызовы на дом, и попросил миссис Фаулер поставить поднос с едой у двери. Последнее явилось взяткой миссис Фаулер, которая считала лучшим лечением всех недугов большое количество горячей пищи. Эллери, проходя вечером мимо спальни Додда, обнаружил поднос с остывшим ужином и подавил искушение пнуть его ногой, с целью нарушить царящую в доме тишину.

Странное поведение доктора Додда неприятно подействовало на всех, даже на Эсси, которая перед обедом внезапно разразилась слезами и убежала в свою комнату, и на Гарри Тойфела, не произнесшего ни слова во время пребывания в кухне. Впрочем, трудно сказать, что было более тягостным — молчание за обеденным столом или красноречие прислуживающей миссис Фаулер. Кен рассеянно смотрел по сторонам, даже не притворяясь голодным. Рима беспомощно наблюдала за ним. Эллери поклевывал пищу, чувствуя на бедре холод ключа, который сунул ему в руку шеф Дейкин, когда они выходили из зала суда.