С ними был и Борис Хитров, который тоже не упускал случая побывать на свежем воздухе. Живодёров приглашал его брата, но Сергей не любил ни охоты, ни рыбалки. С другой стороны, от таких приглашений грех отказываться, так что он договорился о поездке для Бориса. Старший

Хитров был очень доволен тем, что попал в компанию хороших, интересных людей. Вдобавок и ландшафты кругом были прекрасные, украшенные мягкими цветами и температурами бабьего лета.

Вечерний разговор зашёл о Стояковском, и начал его Ильин:

– Что-то давно губернатор на публичных мероприятиях не показывается.

А ведь через полгода выборы, у него же третий срок. Хотя, если советское время считать, то это будет уже не третий, а четвёртый.

– Брат говорит, губернатор сейчас всё больше о вечном думает. Ездил вот недавно к одному нашему известному писателю, говорил о судьбах

России, – сказал расслабившийся, а потому позволяющий себе вольности с упоминанием Стояковского всуе Хитров.

– А что же газеты об этом не писали? – живо вскинулся Ильин.

– Наши не писали потому, что им сказано было не писать. А ваши коммунистические об этом и не знали ничего, писатель-то не ваш, с ними не общается.

– Так и что, собирается он на третий срок идти? – как бы невзначай поинтересовался у Хитрова Живодёров. – Если человек о вечном думает, то зачем ему эта суета?

– Про это ничего не знаю, – немного испугавшись и подумав про себя, что сболтнул лишнего, ответил Хитров.

– М-да, интересно… – протянул Максим Михайлович. И вдруг неожиданно, почти без перехода спросил у собеседников:

– Если я пойду в губернаторы в этом цикле, вы как, поддержите?

– Я, пожалуй, и поддержу, – неуверенно сказал растерявшийся Хитров.

Деваться ему было некуда – а вот нечего с вице-губернаторами на охоту ездить да ещё и язык распускать.

Свою поддержку высказали ещё два охотника. Оставшийся последним

Ильин молчал, глядя в огонь костра. Повисла неловкая пауза. Максим

Михайлович пристально, не отрываясь, глядел в лицо Николаю

Ивановичу, все остальные стеснительно наблюдали за этой неожиданной сценой.

– Да чёрт с тобой, иди. Я тоже поддержу, – сказал наконец Ильин, разряжая обстановку.

После чего все ещё выпили, закусили, сожгли одноразовую посуду, убрали посуду стеклянную, закопали костёр и разошлись по машинам.

Развеселившийся Живодёров похвалил всех за это, отметив привычку нынешней молодёжи загаживать любые красивые природные места, не то что старое поколение, не знавшее пластика. Хитров с тоской подумал, что дёрнуло же его стрелять по вальдшнепам, теперь жене предстоит полдня оставшегося выходного ощипывать пять маленьких длинноносых куриц. “Ругаться ведь будет”, – подумал он, потом откинулся на заднем сиденье внедорожника, который вёл шофёр Ильина, и уснул. Но по приезде позвонил Сергею Хитрову и рассказал об охотничьих разговорах. На что брат посоветовал ему выбросить все эти предвыборные интриги из головы: мало ли что люди говорят при романтическом свете костра после удачной охоты. И мало ли кто и что кому обещает в романтических условиях. Главное, чтобы о таких обещаниях знало как можно меньше посторонних людей.

Следующая трудовая неделя областной администрации шла как обычно, когда по зданию прокатился слух, что к Стояковскому пришёл Ильин и они “что-то там такое” обсуждали. А потом Стояковский пригласил к себе Сергея Хитрова, Максима Михайловича Живодёрова, ещё пять человек высшего командного состава и произнёс речь длительностью минут на двадцать. Он, Стояковский, область поднял из коммунистического дефицита потребительских продуктов и прочих разных необходимых населению благ к капиталистического изобилию. Поднял или не поднял? Все дружно согласились, что поднял. Он, Стояковский, защитил интересы бизнеса области N и не дал скупить наши акционерные предприятия американцам, китайцам, жителям солнечной страны Израиль и прочим разным москвичам, так что, кто бы теперь в N не работал, все с областной властью считаются. Отстоял интересы? Ещё бы.

Считаются? А то. Он, губернатор, собрал эффективную команду управленцев, готовых решать самые сложные политические и экономические задачи. Тут и переспрашивать не надо было, топ-менеджмент N-ского субъекта Федерации готов был аплодировать этому утверждению стоя.

Выдержав достойную паузу, Стояковский прикрыл глаза и сообщил окружающим тихим голосом, что последнее время он всё больше думает о том, что нужно сделать, чтобы оставить после себя памятник, достойный периода его управления областью. Нужно ставить большие задачи. Но достойных целей он не видит. Конечно, можно построить в областном центре метро, крытый зимний стадион, православный собор на тысячу стоячих мест… но это не то. Хотя сделать это всё, конечно, областным властям предстоит – при этом он открыл один глаз и внимательно оглядел присутствующих. Однако в мечтах своих он видит другой город, лучше, чище, красивее… с новыми демократическими свободными людьми и капиталистически эффективным производством. Но сомневается в том, что можно сделать такой город из областного центра. Нет, речь идёт о строительстве новой столицы области N, куда постепенно и переберутся лучшие из лучших, культурнейшие из культурных… но вот географическое место он ещё не подобрал.

Все потрясённо молчали.

После этого Стояковский открыл оба глаза, поднялся, вышел из-за стола, за которым продолжали сидеть лучшие люди области N, и подошёл к окну. Части сидящих за столом пришлось вывернуть шеи, чтобы лучше видеть и слышать губернатора. А он, выдержав паузу и посмотрев на сквер перед областной администрацией, добавил уже совсем обыденно, что если кому-то не нравится с ним работать, то они совершенно свободны. Может, они, эти совершенно свободные люди, имеют свои планы и взгляды на будущее области N, так он, Стояковский, никого не держит. Но вот конкретно Живодёрову никаких своих планов он иметь бы не советовал, поскольку не будет никогда в области губернатора с такой фамилией, не проголосует за неё народ. И молод ещё Живодёров, и неумён, чтобы мечтать о самостоятельной политической карьере. И никакие московские собственники шинного завода, о связях Живодёрова с которыми всей области N известно, ему тут не помогут, а доведут его только до нехорошего конца.