– Но должна же она где-то быть! – сказал Адриан. – Даже если бы она умерла, об этом были бы какие-нибудь записи.

– Не смей такого говорить, – резко оборвал его лорд Манвилл.

Адриан, взглянув на него, вдруг осознал, что лорд очень страдает и мучается. Адриану трудно было поверить, что кто-то, не говоря уж о его светлости, может так болезненно переживать потерю женщины.

Через неделю до них дошла новость, что сэр Трешэм Фокслей уехал за границу и что поместье Тауэрс продается. Лорд Манвилл дал указание купить его, но ни в голосе его, ни в поведении не чувствовалось торжества. Когда торговый агент ушел, Адриан сказал лорду:

– Ты ведь об этом всегда мечтал, разве не так?

– Я не раздумывая променял бы поместье Тауэрс, да и Манвилл тоже, на один шанс найти Кандиду, – ответил лорд, и у Адриана не было сомнений, что тот говорит правду.

– Почему сэр Трешэм ненавидел тебя? – поинтересовался он. – Что за ссора произошла между вами?

– В принципе ничего особенного, – ответил лорд Манвилл. – Он хотел надуть одного моего приятеля, который был вынужден продать своих лошадей, чтобы расплатиться с долгами. Он был молод и не очень опытен, и Фокслею удалось договориться с ним о продаже по совершенно нелепой цене – гораздо ниже, чем лошади стоили. Я убедил приятеля расторгнуть сделку и заплатил ему ту цену, которую животные заслуживали. Фокслей был в ярости, особенно когда одна из лошадей выиграла скачки в Нью-Маркете. Он так непристойно и оскорбительно вел себя из-за этого, что я забаллотировал его, когда он хотел вступить в один клуб. Он поклялся рассчитаться со мной, и, право же, ему это удалось.

– Кандида ему не досталась, – сказал Адриан. – Хоть в этом, по крайней мере, мы можем быть уверены.

– Но она не досталась и мне, – пробормотал лорд Манвилл.

Через три недели после того, как уехала Кандида, Адриан, как обычно, спустился к завтраку. Лорд Манвилл уже заканчивал свой кофе. Адриан взял себе в привычку завтракать рано, чтобы видеться с опекуном, прежде чем тот уедет на свои ежедневные поиски.

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Адриан, но я лег только в три часа – заканчивал стихотворение. Мне бы хотелось, чтобы ты его послушал, когда у тебя будет время.

– С удовольствием, – отозвался лорд Манвилл. – Твое последнее стихотворение, наверное, одно из самых лучших, что ты написал.

– У меня небольшая заминка с последней строчкой, – сказал Адриан. – Если б только Кандида была здесь, она объяснила бы, в чем проблема.

– Может быть, сегодня я ее найду, – сказал лорд Манвилл.

Надежды в его голосе было мало, звучало лишь страдание, и от этого Адриан почувствовал, что больше всего на свете ему хочется подбодрить лорда Манвилла.

– Прошлой ночью мне приснилось, что она вернулась, – сказал он, – и мы все были очень счастливы. Бредовый, конечно, был сон, потому что Пегас стоял в гостиной и ел гвоздики из ваты.

Лорд Манвилл попытался улыбнуться, но ему это не удалось.

– Ну, мне пора ехать, – сказал он, вставая. – Я еще точно не знаю, куда поеду: я уже побывал практически везде.

В комнату вошел Бейтман. У него было такое выражение лица, что Адриан с удивлением уставился на него.

– Прошу прощения, милорд, – сказал он, и в его голосе чувствовалось возбуждение, – но молодой Джим – он работает на конюшнях – хочет поговорить с вашей светлостью.

– У него есть что мне сказать? – быстро спросил лорд Манвилл. – Скажите ему, чтобы он вошел, Бейтман.

Вошел низкорослый парень, нервно теребя свою кепку. Лорд Манвилл сел.

– Ну, Джим, – сказал он, – ты что-то нашел?

– По-моему, да, милорд, – ответил Джим. – Вчера вечером я ездил в гости к моей тетке в Кобблворт. Это где-то в четырех милях отсюда, как известно вашей светлости. Я подумал, что, прежде чем возвращаться, будет неплохо пропустить кружечку эля в «Лесорубе». Сижу я там, и входят два конюха. Тот парнишка, что помоложе, завел со мною разговор и спрашивает, будет ли кто-нибудь от нас участвовать в скачках на первенство графства в следующем месяце. Я сказала, что у вашей светлости есть несколько превосходных лошадей, а они и говорит:

«В наших конюшнях есть один конь, который любого обойдет в этих краях».

«Да врешь ты все», – говорю я.

«Нет, – отвечает он. – У нас есть один огромный черный жеребец. Роста в нем метр семьдесят с лишним. Он кого угодно обгонит и перепрыгнет через все, что перед ним ни поставь».

Я хотел его получше порасспросить, но тут конюх, который с ним был, позвал его, он тут же поставил свою кружку на стол, будто торопился куда, и вышел из трактира.

– Кто были эти люди? Откуда они приехали? – требовательно спросил лорд Манвилл, не в силах сдерживать свое нетерпение.

– Я как раз собирался сказать вашей светлости, – ответил Джим. – Я спросил хозяина трактира – я его знаю, сколько себя помню, – чьи это конюхи. Он ответил, что это парни Сторров, да еще и удивился, как я не узнал их ливреи.

– Граф Сторр!

Лорд Манвилл произнес эти слова с таким выражением на лице, что Адриан счел нужным тут же заметить:

– Возможно, это не Пегас, Сильванус! Не слишком рассчитывай на это. В конце концов, черных жеребцов много.