Девеш подошел к инструментам. Поверх костюма он надел белоснежный халат.

— Итак, на чем мы остановились?

Рядом с ним появилась Сурина, сонная, со сложенными на груди руками. Однако в глазах у нее, что было совершенно необычно, горел огонь. Огонь ярости.

Девеш продолжал:

— Доктор Каммингс, вы были совершенно правы. Возможно, ваш опыт пригодится нам на заключительном этапе работ. Однако вы определенно заслужили наказание. Поэтому кому-то другому придется заплатить долг крови, который я не могу взыскать с вас.

Лиза уставилась на лежащую на носилках щуплую фигуру, связанную, с округлившимися от ужаса глазами. Это была девочка, та самая, которой один раз Девеш уже грозил смертью, но пощадил, убив вместо нее доктора Линдхольма. Однако теперь избавления не будет. Девеш был полон решимости истязать этого невинного агнца на глазах у Лизы.

Натянув латексные хирургические перчатки, Девеш взял большой скальпель.

— Первый надрез всегда самый сложный.

Он повернулся к обезумевшей от ужаса жертве, но тут раздались выстрелы. Они донеслись откуда-то издалека, приглушенные, однако их ни с чем нельзя было спутать.

Девеш застыл.

Прогремела еще одна автоматная очередь, судя по всему, на палубе внизу.

— Ну вот, опять… — раздраженно вздохнул Девеш. — Неужели эти болваны не могут усмирить проклятых больных?

Новые выстрелы.

Девеш в ярости швырнул скальпель на поднос. Звякнули инструменты. При этом Девеш порезался; он поднес окровавленный палец ко рту и, нахмурившись, шагнул к двери.

— Сурина, присмотри за нашими гостями. Я сейчас вернусь.

Дверь захлопнулась за ним.

Словно попав в завихрение воздуха, вызванное закрывающейся дверью, Сурина бросилась к столу. Схватив скальпель, она вернулась к распростертой на носилках девочке.

— Не трогайте ее! — забыв о собственной беспомощности, с угрозой в голосе произнесла Лиза.

Сурина мельком бросила на нее равнодушный взгляд, после чего ее внимание полностью переключилось на ребенка. Она взмахнула скальпелем, и сверкающее лезвие рассекло путы, которыми была привязана к носилкам девочка. Странная женщина схватила малышку на руки, прижала ее к груди и направилась к двери.

Лиза услышала тихий щелчок открывшегося и закрывшегося запора. Она снова осталась одна.

Она задумалась, вспоминая о том, как Сурина уже угостила эту же самую девочку конфетой, проявив совершенно неожиданное для нее сострадание. Вспомнила и взгляд Сурины, когда та пришла сюда, разъяренная, словно львица. Судя по всему, эта хищница сохранила остатки сострадания к самым невинным. Быть может, спасение девочки явилось жестом раскаяния за предыдущие зверства.

Так или иначе, она ушла.

Лиза представила себе то бешенство, которое испытает Девеш, когда вернется сюда, уже разъяренный новым бунтом больных. И здесь будет только один человек, на ком он сможет выместить свой гнев. Лиза отчаянно задергалась, пытаясь вырваться из пут. Загромыхало ведерко.

Стрельба продолжалась. Одни выстрелы звучали гораздо громче других, доносясь из разных мест. Лиза осознала, что перестрелка идет по всему кораблю. Она затравленно осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, что происходит.

Прогремели новые очереди, сопровождаемые звоном разбитого стекла, на этот раз, кажется, всего в нескольких ярдах. Потом еще выстрелы, а затем крики и какой-то странный улюлюкающий боевой клич. Сражение было в самом разгаре.

Вдруг у Лизы за спиной распахнулась выбитая дверь.

Она испуганно сжалась.

Показалась полуголая фигура, вымазанная чем-то черным, с носом, проткнутым длинным клыком какого-то животного, и пышным головным убором из изумрудно-зеленых перьев. В окровавленной по самый локоть руке дикарь сжимал длинный нож.

Лиза в ужасе прижалась к хирургическому столу.

— Сюда! — крикнул знакомый голос.

Это был Хенрик Барнхардт.

В коридоре загремели шаги. Холодное лезвие скользнуло Лизе под запястья. Пластиковые ремни лопнули с громким хлопком. Освобожденная от пут, Лиза скатилась по наклонному столу, но, прежде чем она успела упасть на пол, ее подхватили заботливые руки.

Голос произнес ей на ухо:

— Ну, если ты уже отдохнула, болтаясь тут в полном безделье, как насчет того, чтобы сказать этому очаровательному кораблю «до свидания»?