– Проклятье! – Виллигут чувствовал, что лицо его нервно кривится, но ничего не мог поделать. – Возьмите собак и всем вашим отделением пойдите по следам беглеца! Он мне нужен!

Офицер исчез, а Виллигут облегчил душу крепким ругательством. Впервые с начала восстания что-то пошло не по плану, и сердца на миг коснулось очень холодное и неприятное предчувствие общей неудачи.

Нижняя Австрия, город Вена,

военная комендатура Советской армии

29 июля 1945 года, 9:18 – 9:23

– Что? – во взгляде коменданта было нечто такое, что заставило офицера инженерных войск вздрогнуть.

– Товарищ генерал лейтенант, мост заминирован, взорвать его можно будет за пять минут, – доложил он.

– Хорошо, – устало кивнул генерал-лейтенант. – Будьте наготове.

– Есть!

– Идите!

Офицер отдал честь и исчез, а Благодатов вернулся к тому, чем занимался до появления офицера, – эвакуацией. Связь приходилось держать через полевые рации. Нормально работать мешал шум боя, третий час нарастающий на западе. Немцы, несмотря на отчаянное сопротивление частей гарнизона, упорно двигались вперед. Обороняющиеся несли огромные потери, и всем уже было понятно, что правый берег не удержать.

– Пятый! Вызываю пятого! – прокричал связист и повернул потемневшее от напряжения лицо к коменданту: – Отвечают, Алексей Васильевич.

– Слышим вас, первый, – проговорил динамик знакомым голосом.

– Направляйтесь к Новому Хофбургу, [46] – крикнул генерал-лейтенант. – Ваша – первая очередь эвакуации! Там вас ждут!

– Вас понял, – отозвался командир пятой автоколонны и отключился.

Генерал-лейтенант утер пот со лба и потянулся к графину с водой, но тот оказался пуст.

Но не успел комендант возмутиться, как радист вновь позвал его.

– Алексей Васильевич, вызывают, – проговорил он. Тяжко вздохнув, Благодатов поставил жалобно звякнувший графин и бросился к рации.

Верхняя Австрия, берег Дуная

к северо-западу от города Линц

29 июля 1945 года, 11:47 – 12:24

Солнечный луч нагло уткнулся в глаз, словно норовя залезть под веко, и Петр вынужден был проснуться.

Отвернул лицо, уходя от неприятного горячего прикосновения, но сон, точно испуганная птица, уже упорхнул. Несколько мгновений капитан вспоминал, где находится, а затем подскочил на ложе из сена, словно подброшенный пружиной: а вдруг Фридрих донес?

Подозрительность удалось перебороть не сразу, несколько мгновений она еще отравляла жизнь, колола сердце иголочками беспокойства. Против мысли о предательстве говорило то, что проснулся Петр не связанным.

Отдохнув, капитан чувствовал себя значительно лучше. Эсэсовская форма просохла, но зато на нее налипло сено, и Петр стал похож на плохо ощипанную птицу.

Попытки отряхнуться ни к чему не привели, и, махнув рукой на внешний вид, он спустился с сеновала.

На улице было тепло, но не жарко. Солнце выпаривало из земли влагу и заливало ярким светом аккуратный домик. Борода и волосы Фридриха, занимавшегося починкой древней рыбацкой сети, под лучами светила сверкали, будто отлитые из серебра.

– Что, проснулся? – спросил старик добродушно.

– Да, – ответил Петр, сдерживая зевок.

– Я тебе одежду подобрал, – Фридрих кивнул на аккуратно сложенные на лавке вещи. – Старье, конечно, но всё лучше, чем мундир наци.

Петр благодарно кивнул и принялся переодеваться. Вскоре он уже выглядел словно средней руки австрийский крестьянин. Одежда была хоть и поношенной, но зато сухой и удобной.

– А эту погань в отхожее место снеси, – проговорил Фридрих, видя, что русский не знает, куда деть облепленную соломой форму.

Ком некогда бывшей белой материи утонул в нечистотах. Когда же Петр вернулся во двор, то хозяин ждал его на пороге дома.

– Пойдем, поешь, – сказал он. – А то вид у тебя больно заморенный.

Пахло в доме всё той же рыбой, и еще – дегтем. Пожилая женщина – по всей видимости, хозяйка, молча кивнула в ответ на приветствие Петра. На столе обнаружилась уха в глубоких тарелках и простой черный хлеб. Но голодному разведчику было не до разносолов. Он мгновенно проглотил суп, обглодал рыбу и едва удержался от того, чтобы не сгрызть кости.

Фридрих с улыбкой наблюдал за гостем. Когда тот поел, сказал:

– Ну вот и славно. Теперь ты сыт и одет. Большим помочь я тебе вряд ли смогу, а оставаться у нас тебе опасно.

– Это я понимаю, да и надо мне спешить, – серьезно кивнул Петр. – Спасибо за всё.

– В Линце у меня живет племянник, – проговорил Фридрих задумчиво. – Кенигштрассе, дом семь. Он автомеханик, и в его мастерской наверняка найдется мотоцикл. Если ты скажешь, что пришел от Фридриха Штирнера, то мотоцикл этот станет твоим. Зовут племянника Герхард Цандер.