Шрифт:
– А зачем? – спросил дракон, решив, что превратить нахалов в пепел он всегда успеет.
– У нас, это… борьба с нилигальной эмиграцией, – сообщил лейтенант Лахов, которому очень не понравились странные булькающие нотки в голосе собеседника, – хотя кого она не лягает?
Приказ начать бороться с этой самой эмиграцией Торопливые получили сегодня и даже попытались его выполнить.
Подвергающиеся проверке документов горожане либо вопрошали: «А что это?» – на что не могли получить внятного ответа, поскольку стражникам никто не объяснил, что такое «документы» и как они выглядят.
Более смелые или глупые говорили: «Отвали, легавый», а самые догадливые интересовались: «Сколько вам надо?» Этот вариант пользовался у стражи наибольшим успехом.
Но с вопросом «Зачем?» Лахов и его подчиненные столкнулись впервые.
– Ну так что, будет документы показывать или как? – грозно поинтересовался Калис, извлекая из кармана готовый к стрельбе арбалет.
– Я покажу, – дракон булькнул, как наполненный нефтью танкер, и выпустил длинный язык фиолетового пламени.
Он опалил брови Ргову и заставил тетиву арбалета осыпаться горсткой пепла.
– Э… все ясно, – сказал Лахов голосом начинающего канатоходца, осознавшего, что до земли добрых десять метров, – не смеем больше вас задерживать.
Солнечный Дракон кивнул и зашагал дальше.
Стражники посмотрели ему вслед.
– Кто это был? – спросил Ргов, выдирая из бровей обгорелые клоки.
– Вот уж не знаю, – ответил лейтенант. – Но точно не нилигальный эмигрант.
Шейх осасинов Муслим Беспощадный чувствовал себя беспомощным.
Для шейха, проведшего жизнь в набегах, стычках и убийствах, чувство было новым и неприятным.
Еще сегодня утром жизнь выглядела простой и осмысленной: ты грабишь чужаков, убиваешь их или берешь в плен, чтобы потом продать; гордо возвращаешься в оазис, где в честь очередной победы устраивается славная пирушка, а потом находится время и в гарем заглянуть…
Сегодня нежнейшая верблюжья вырезка казалась жесткой, как варанья шкура, дорогой табак в кальяне горчил, а мысль о гареме вызывала не воодушевление, достойное мужчины, а легкую тошноту…
И виной всему был пленник.
В первый момент он показался Муслиму беспомощным и жалким, но выпавшие из куртки обломки меча заставили шейха призадуматься.
Обычный человек не станет ходить с таким оружием… даже с его кусками.
Поэтому Муслим приказал не убивать пленника на месте, а связать его и взять с собой.
Как выяснилось примерно через сотню метров, шейх совершил ошибку.
Пленник, назвавшийся диким именем Конан Вася, начал болтать, нести какую-то чушь про Борьбу со Злом, Черных Властелинов и победу Добра в Одном Отдельно Взятом Мире. И Муслим Беспощадный с удивлением обнаружил, что его воины, кровожадные и смелые как бешеные волки, слушают, развесив уши.
Да, он мог приказать заткнуть пленнику рот.
И тем самым подписать себе смертный приговор.
Тот, кого уязвляют какие-то слова, не может являться гордым сыном пустыни, а тем более шейхом осасинов.
Поэтому Муслим слушал, молчал и скрипел зубами так, что его верблюд сбивался с шага.
Шейх облегченно вздохнул, когда они добрались до оазиса и Вася очутился в шатре для пленников. Но радость оказалась преждевременной. Через час, проходя мимо шатра, Муслим Беспощадный обнаружил, что воины сидят рядом с откинутым пологом, а изнутри доносится писклявый тенорок.
– Что вы тут делаете? – спросил шейх, с трудом сохраняя подобающую гордому сыну пустыни невозмутимость. – Он же может убежать!
– Нэт, нэ убэжит, – ответил Ахмед Черный, и на его шее брякнули ожерелья, унизанные коренными зубами тех, кого Ахмед отправил в Нижний мир с помощью любимой зубочистки. – Шэйх, это тот, о ком говорится в Пророчэствэ!
– В каком?
– О том, что придэт Голос из Внэшнэго Мира и Дюна станэт цвэтущим садом, – подал голос Тарик Горячий, чьей любимой забавой было вырезать пленникам сердца и поедать их сырыми, без соли и перца.
Муслим Беспощадный никогда не слушал бродячих сказителей, в обмен на чашку лапши развешивающих лапшу другого сорта по ушам доверчивых простаков. Но даже он знал, что многие верят в явление некоего типа, с рождения умеющего правильно носить бурнус и подковать верблюда, в то, что он то ли найдет под землей воду, то ли нагонит достаточно туч, чтобы превратить Капец в подобие фруктового сада…
Знал, но никогда не думал, что это пророчество как-то коснется его самого.
Заглянув в глаза Тарика и Ахмеда, Муслим отправился в свой шатер, где курил кальян до тех пор, пока дым не пошел у него из ушей, а мысли не завязались в тугой и горячий узел.