Я всплакнул тихонько и решил сидеть рядом с отцом до утра. Думал, что перед смертью он придёт в себя и скажет мне что-нибудь. Но усталость меня одолела, и я заснул тут же на полу, положив под голову топор.

Не знаю, долго ли я спал, но вдруг мне представилось, что отец позвал меня: «Лёнька…»

Я вскочил, но он лежал по-прежнему недвижим.

Я начал трясти отца, но он только покачивался, не подавая никаких признаков жизни. Я заплакал.

Пришёл заспанный Медер, открыл отцу один глаз и долго смотрел в него. Потом закрыл глаза и заявил, что всё кончено.

— Ничего не можно сделать было, — сказал он, складывая руки отцу на груди. — Кишки оборвался…

Так закрылись двери в Государство Солнца перед моим отцом. Продолжать путешествие должен был я один.

От этой мысли я заплакал уже навзрыд.

За ночь Беспойск составил несколько приказов по крепости. В первом приказе он говорил, что вследствие смерти Нилова исполнение обязанностей главного начальника Камчатки он принимает на себя. В других приказах он отдавал распоряжения. Батурин с командой должен был произвести опись всего добра, которое окажется в крепости. Винбланд назначался начальником охраны крепости. Панов должен был позаботиться о похоронах убитых. Хрущёв получил особое поручение, которое хранилось в тайне. Сам Беспойск остался в комендантском доме и по очереди вызывал к себе штурманов и канцеляристов для допроса. Туда же поутру привели связанного сержанта Лемзакова. Отряд, разбитый нами ночью, не пожелал продолжать войну. Солдаты связали сержанта и явились в крепость с повинной.

Мне не дали долго горевать над телом отца. Так как я был учеником школы и знал арифметику, Батурин забрал меня в свою команду, чтобы считать крепостное добро.

Всего нас было шесть человек. Нам велено было не только сосчитать всё, но и записать на листы.

Я пошёл в канцелярию за бумагой. Портрет Екатерины строго смотрел на меня, когда я открыл судейкинский стол и начал забирать оттуда всё, что нам нужно было. Я взял листов двадцать бумаги, очинённых перьев и чернила, перевернул портрет вверх ногами и пошёл на двор крепости.

Тут я увидел Ваньку, который явился к нам, чтобы предложить свои услуги. Он мне рассказал, что отец его и мать, как только началась перестрелка в крепости, запрягли собак и уехали в соседнее селение. Хотели и его с собой прихватить, но он отказался. Тогда отец проклял его с собачьих нарт и укатил. Проклятие испугало Ваньку. Он спрятался в чулан, поплакал там, а потом заснул. Утром проклятие показалось ему пустяковиной. Он надел новую отцовскую шапку и пришёл в крепость, чтобы уж больше не разлучаться со мной.

Таков был рассказ Ваньки. Я, со своей стороны, рассказал ему о смерти отца. Мы немного помолчали, а потом принялись за работу по разбору крепостных запасов.

Для этого мы прежде всего сбили замки с кладовых и сундуков. В сундуках оказались разные меха, которые Нилов собирал с камчадалов и ссыльных в государственную казну. Мы вытряхнули сундуки на двор, и там получились целые горы соболей, горностаев и лисиц, как будто ободрали всё камчатское зверьё. Батурин велел нам считать шкурки и, сколько получится, записывать на воротах углём. Тут из комендантского дома вышел Беспойск. Он осмотрел соболей и приказал складывать шкурки в мешки и перевязывать верёвками.

— Мы на них наменяем продовольствие в Китае и сыты будем, — сказал он весело. — А императрице в получении всего оставим расписку…

Полдня мы провозились, считая шкурки и складывая их в мешки. Потом нас позвали обедать в казарму. За обедом пришёл Панов и сообщил, что гроба для убитых сделаны и могилы вырыты. Можно после обеда хоронить.

По случаю похорон Беспойск распорядился прекратить работы в крепости. Велел даже освободить солдата-барабанщика, чтобы он с барабаном шёл на кладбище. Так как поп удрал ночью, хоронили без попа. Я шёл рядом с Беспойском, который опирался на меня и говорил, что он будет мне вместо отца и не оставит меня всю жизнь. Несмотря на это, я несколько раз принимался плакать.

Когда гроба опускали в могилы, Беспойск приказал бить в барабан, а охотникам — выстрелить в воздух. Трёх наших похоронили отдельно от Нилова и солдат. Когда могила над отцом была насыпана, Беспойск взобрался на неё и сказал несколько слов. Он говорил о том, что мой отец и другие умерли за свободу и что мы все должны помнить их до конца наших дней. Стряхнул с глаза слезу и приказал возвращаться в крепость.

Назад я шёл вместе с Хрущёвым. Он тоже сказал мне, что не оставит меня, и обещал учить разным наукам. Узнав, что я зимой побывал раз на «Петре» и что у меня есть там знакомый, он предложил мне ехать с ним отбивать корабль.

В этом и заключалось секретное поручение, которое ему дал Беспойск.

Конечно, я согласился поехать с Хрущёвым. И вот, вернувшись с похорон, мы вытащили на лёд большую крепостную байдарку. Несмотря на свою величину, она была очень легка, так как была сделана из выгнутых ив и шкур. В байдарку мы положили ружья и топоры и всё это накрыли сверху мешками. По совету Кузнецова прихватили с собой ещё бочонок водки. А затем потащили байдарку по снегу, чтобы спустить её в воду поближе к Чекавке. С нами отправился и Панов, так как после похорон ему нечего было делать в крепости.