— Э… — протянул Терехов. — Вообще-то я занят. А вы, собственно, кто будете?

— Буду? — улыбнулся Лисовский. — Надеюсь, что буду следователем по особо важным делам, а потом, возможно, дослужусь до министра внутренних дел. На сегодняшний день — старший следователь милиции. Так вы позволите мне войти или будем разговаривать через порог? Это не очень удобно. Правда, — добавил он, увидев выражение замешательства на лице Терехова, — если вы вообще не хотите разговаривать, я уйду, поскольку не имею полномочий вторгаться в квартиру без разрешения.

Господи, — подумал Терехов, — в первый раз вижу следователя, который изъясняется, будто Свидригайлов или Плевако.

Только следователя мне не хватало для полного счастья, — такой была вторая мысль, вытеснившая первую и заставившая Терехова отступить в глубину прихожей. Лисовский воспринял это бегство, как приглашение, и переступил порог. Теперь прогонять посетителя и вовсе не имело смысла, Терехов пробормотал «Проходите, пожалуйста» и шаркающими шагами, будто с его ног падали тапочки, вернулся в гостиную.

Не дожидаясь приглашения, старший следователь Лисовский придвинул к столу кресло и плотно уселся, поставив рядом с собой на пол атташе-кейс.

— Чем могу быть полезен? — спросил Терехов, оставшись стоять и всем видом показывая, что решительно не понимает, чем он действительно может оказаться полезен представителю органов охраны правопорядка.

— Вы Терехов Владимир Эрнстович? — спросил Лисовский. — Писатель, автор криминальных романов, член Союза писателей Москвы?

— А кого вы еще ожидали встретить в моей квартире? — спросил Терехов.

— Я должен убедиться, — строго сказал Лисовский.

— Предъявить документ?

— Не обязательно, — серьезно проговорил следователь и, положив свой кейс на колени, раскрыл его и принялся что-то искать в невидимых Терехову внутренностях. Достал большой блокнот и маленький японский диктофон, положил перед собой на стол и продолжил:

— У меня к вам несколько вопросов, Владимир Эрнстович. Извините, я не читал ваших произведений и потому по ходу дела буду спрашивать… Не обидитесь?

Терехов помотал головой. На языке вертелась фраза о том, что если уж пришел интервьюировать, то должен был ознакомиться с текстами, это просто неприлично, какие нынче журналисты пошли необразованные и наглые. Но ведь Лисовский не журналистом был, а следователем, если, конечно…

— Скажите, — со стеснением проговорил Терехов, — а вы не могли бы показать свои документы? Не подумайте, что… С журналистами я, к примеру, не люблю общаться…

— Понимаю, — улыбнулся Лисовский и сунул под нос Терехову красную книжечку, раскрыв ее так, чтобы была видна фотография и надпись «Министерство внутренних дел РФ. Управление внутренних дел, г. Москва». Подержав книжку раскрытой ровно столько, чтобы Терехов успел бросить один взгляд, но не успел бросить второй, Лисовский спрятал документ и продолжил:

— Я веду дело о самоубийстве Ресовцева Эдуарда Викторовича, если вам что-то говорит эта фамилия.

Терехов кивнул прежде, чем успел подумать о том, что надо бы все отрицать: ничего не знаю, не понимаю о чем вы говорите.

— Отлично! — обрадовался Лисовский. — Давно вы знакомы?

— Мы вообще не знакомы, — медленно проговорил Терехов, стараясь тщательно подбирать каждое слово, чтобы не наговорить лишнего.

— Но вы сказали…

— Я ничего не сказал! О смерти Ресовцева была информация в интернете, естественно, я запомнил фамилию.

— Информация в интернете, — повторил Лисовский и нажал на клавишу диктофона, видимо, решив, что именно с этого момента показания Терехова следует протоколировать. — В таком случае как вы объясните, что в день смерти — возможно, за час или меньше до того, как покончить жизнь самоубийством, — Ресовцев звонил вам по вашему домашнему телефону?

— Звонил… — мысли в голове шевелились, как бревна в тесном речном заливчике, наползали одна на другую, разделить их было трудно, и под пристальным взглядом следователя Терехов не мог решить, какой линии поведения ему придерживаться. Все рассказать, как на духу? Что значит «все»? Историю с подмененной рукописью тоже? Или ограничиться простыми «да, звонил» и ждать, как отреагирует Лисовский?

— Я не знаю, что вы имеете в виду, — сказал Терехов хмуро. — Мне многие звонят. В тот день наверняка тоже звонили. Кстати, я точно не помню, когда это произошло — в понедельник, кажется?

— Во вторник, — поправил следователь. — Семнадцатого. Он звонил вам в пятнадцать часов двадцать три минуты, это зафиксировано в компьютере телефонной станции.

— В половине четвертого, — протянул Терехов. — Извините, не помню. Прошло несколько дней…

— Не помните? Обычно вам звонят люди знакомые, верно? А это был звонок от незнакомого человека — вы ведь сказали, что не были с Ресовцевым знакомы…