Шрифт:
— Гуд бай… Покелева!
Гриша Лизурчик — веселый малый. К месту и не к месту вставляет английские слова. Надо же показать свою ученость: два года в кружке на заводе осваивал английский. Читать-писать толком не научился, зато «гуд бай», «сенкью» — пожалуйста!
Гриша черен, как негр, только сверкают белки да зубы. Вечером отмоется, а назавтра опять прокоптится, родная мать не узнает. Прицепщик, одно слово. Вся пыль и гарь — на него.
Но это нимало не печалит Гришу. Гораздо большую озабоченность его вызывает, если задержится стряпуха Надейка, «разъездной нарпит» целинщиков, или «кафе-ресторан на овсяной тяге», как прозвали ее совхозные остряки. Впрочем, Надейка аккуратна и опаздывает редко. Едва солнце перевалит зенит, разбитная девушка уж тут как тут со своими термосами и хлебным ящиком, увязанными и укрытыми чистой белой простыней.
— Моя Надейка не подведет, — говорит обычно Лизурчик, завидев знакомую повозку.
— Твоя, твоя… Когда она стала твоей? — пробует охладить его пыл Александр.
— А вот соберем урожай, и женюсь на ней.
— Еще как она за тебя пойдет!
— За меня-то? С поцелуйчиком!
— Обедать, ударники! — возглашает Надя, быстро распаковывая свой воз. Чашки, ложки, поварешки, алюминиевые тарелки и кружки — все это у нее в образцовом порядке, уложено так, что не стучит, не бренчит, принайтовлено, как оснастка на корабле.
Борщ, рагу из баранины, компот из сухофруктов… Ох и вкусно все это в поле! Только подавай!
— Кому кофе со сгущенным молоком, поднимите руки!
— А там что у тебя, в пестерюхе? — спрашивает Лизурчик, кивая на вместительную плетенку.
— Да там у меня… сама стряпала, из картошки… да вышли задавленники. Вы не будете их есть…
— Ничего, давай задавленников… Олл райт!
— А к нам киномеханик приехал. Будут кино казать, — сообщает Надя. — Синпантичный!
— Не синпантичный, а симпатичный, — поправляет Александр.
— Это все равно, — встряхивает стрижеными волосами Надя.
Вместе с Надейкой бригады объезжает и ее подруга Нила. Нила — учетчица. Эта — совсем другая. Строга, взыскательна, неулыбчива. Вопрос — ответ, записала и поехала дальше.
Александр уже давно поглядывает на эту статную златокосую девицу. Нравится, факт. Даже сердце начинает биться сильнее, когда она появляется на стане. Да как к ней подступиться, как сказать самому первое слово? Хоть комсорг и не робкого десятка, а все же в делах любви храбры только те, кто не испытал настоящего чувства.
Пробовал как-то пошутить — она так отбрила, в другой раз не захочешь. Горда, бережет девичью честь.
Ей бы каким-нибудь сложным агрегатом управлять, лететь в космическом корабле на Луну, побеждать пространство и время, а не заниматься регистрацией выработки тракторных бригад. Не о ней ли залихватски горланит Надейка, сидя в телеге и потряхивая вожжами:
Как за тракторным рулемСидит девка королем,На словах задириста,Больно бригадириста!— Но, но, Рыжуха! Шевели ногами! Сама-то сыта, так не спешишь!
Ну, завей горе веревочкой эта Надейка! Совсем-совсем не то, что Нила. Подруги, а такие разные… Везет Лизурчику!
4
Как-то вышло само собой, что Фитя среди многих других стал отличать Нилу. Он не прочь приласкаться и к Надейке Потылициной, и вообще при случае ластится к кому угодно, не собака, а ласкуха; но Нила Макушина — на особицу.
Если правда, что собака угадывает желания своего хозяина, то и здесь, выходит, она попала в самую точку. Александр делает вид, что ничего не замечает, но это ясно уже не только ему одному: появилась Нила — Фитька не отойдет от нее. Как прилип.
А еще говорят: собака чувствует хорошего человека…
Поведение Фити и подтолкнуло Александра, будто невзначай, как-то предложить Ниле:
— А интересно: пойдет он за тобой?
Если пойдет — значит, что-то появится между ними, протянется какая-то невидимая ниточка.
Фитя — пошел. Какое «пошел»… побежал! Приманила его Нила. И с этого дня он встречал и провожал ее. Бежал навстречу, еще завидев издали. С трактора-то хорошо видно, не то, что с земли. Засуетится, заскулит, спрыгнул — и понесся… И провожать — как непременная обязанность. Раз допровожался до того, что добежал до стана соседней бригады. Подзаправился там, чем угостили, и тогда — обратно. Нила уж стала его гонять от себя: еще потеряется.
— Куда он денется, — заметил Александр, узнав о ее опасениях. — Разве что к поварихам заглянет, на кухню…
Тем самым Александр как бы санкционировал и дальнейшие отлучки Фити.
И вдруг Фитя и вправду потерялся. Вечером вернулись с работы, а он покрутился-покрутился под ногами и исчез. Явился лишь наутро, прибежав прямо на поле.
— Где ты пропадал? — допытывался Александр. Пес, припадая к ногам Векшегонова и колотя оземь своим косматым помелом с застрявшими в нем колючками репейника, униженно вымаливал прощение. И в самом деле, позор: бросил хозяина! Дома, в родном заводском поселке, не остался жить без него, а здесь — бросил. Бывает же! Спустя несколько дней выяснилось, что пес ночевал в палатке у девчат, то есть, попросту сказать, у Нилы. Они затормошили его, заласкали, принялись пичкать лакомствами — печеньем и леденцами, вот он и задержался…