Штаб 2-й воздушной армии работал в те дни напряженно. Его офицеры оказывали практическую помощь командирам авиационных частей и соединений в подготовке удара на Киев, выезжали в сухопутные войска для организации взаимодействия. 1 ноября Военный Совет фронта рассмотрел и утвердил план взаимодействия частей и соединений 2-й воздушной с войсками 38-й армии.

Предусматривалось, что боевые действия авиации начнутся ночью, накануне наступления.

Поздно вечером 2 ноября у командующего войсками фронта состоялось совещание, на котором были даны последние указания, установлен час атаки.

На рассвете 3 ноября сухопутные войска и авиация были приведены в полную боевую готовность. На многих аэродромах перед первым вылетом состоялись короткие митинги. Были вынесены овеянные славой знамена авиационных частей, сражавшихся с врагом на Дону и Волге, на Курской дуге и под Харьковом. Перед строем летчиков и техников был зачитан приказ Военного Совета фронта. В приказе подчеркивалось громадное значение Киева для нашей страны, говорилось о братстве русского и украинского народов. Приказ требовал, чтобы каждый солдат и офицер проникся чувством ответственности за выполнение почетной боевой задачи.

К сожалению, утром 3 ноября землю окутал плотный туман. Первый вылет бомбардировщиков и штурмовиков задержался. Но как только туман рассеялся, по основным узлам сопротивления противника был нанесен массированный удар. Части 38-й армии начали продвижение в глубину вражеской обороны.

На второй день снова не повезло с погодой. Низкая облачность нависла над районом сражения, переправами, аэродромами. Но сухопутные войска продолжали напряженные бои на подступах к Киеву и вышли к третьей позиции вражеской обороны.

Хорошая погода установилась к вечеру 4 ноября. В воздухе разгорелись ожесточенные бои.

Ночью выяснилось, что в обороне противника пробита огромная брешь. Командующий фронтом Ватутин бросил в ночное наступление танковую армию Рыбалко. Включив фары и прожекторы, установленные на машинах, танкисты ринулись на врага. Их поддержали расчеты реактивных минометов, артиллеристы.

После упорных боев наши танки перерезали дороги на Коростень, затем на Житомир. Над врагом вот-вот должна была захлопнуться крышка гигантской западни. Чтобы избежать окружения, фашисты дрогнули и побежали.

На рассвете 6 ноября над зданием Центрального Комитета Компартии Украины взвился красный стяг!

…В боях 1943 года сила немецкой авиации была основательно надломлена. Как теперь известно, фашисты потеряли семнадцать с половиной тысяч боевых самолетов. Покрыть такие гигантские потери было невозможно. И не случайно, что начальник генерального штаба ВВС и штаба оперативного руководства гитлеровской авиацией генерал-полковник Ешоннек, не видя никакой возможности предотвратить гибель и скорую ликвидацию этого вида вооруженных сил, покончил жизнь самоубийством.

После боев на Днепре нас отвели на переформирование. Мне предоставили отпуск, и я получил возможность побывать в Алма-Ате.

Сколько же я не был в родном городе? Подумать только!

Путь лежал почти через всю республику. Где-то вскоре после Оренбурга, за Орском, въехали на территорию Казахстана. Потянулись знакомые места, привычные уху названия.

В коридоре позади меня какой-то бойкий старичок, всю дорогу не снимавший с головы драной шапки, собрал вокруг себя попутчиков и, философствуя, тыкал пальцем в окошко вагона:

– Это только поглядеть, какие у нас пространства!

Ехать надоест. Тут любой немец на одном керосине со своими танками прогорит.

– Танки на бензине, отец,- вставил раненый в шинели, баюкая замотанную в бинты руку.

– Ну, так и того хлеще!- подхватил старичок.- Тут никакого богатства не хватит. Да ее, этакую страну, век не пройти!

Послушать словоохотливого старичка подходили из соседних купе, народ толпился в коридоре.

Поезда тогда ходили переполненными. Среди пассажиров преобладали военные. В нашем вагоне множество раненых,- на костылях, с руками на перевязи. Часто попадались инвалиды. Эти ехали домой навсегда.

Скоро потянулись совсем знакомые места. Поезд опаздывал. С чемоданом в руке я уже давно стоял в тамбуре и нетерпеливо выглядывал.

Поплыли стройные свечки пирамидальных тополей. Ярко сияло солнце. Недалекие горы были затянуты легкой дымкой. Молоденькая проводница с бледным измученным лицом открыла ключом дверь, и в тамбур ворвался морозный воздух.

Мать и жену я узнал еще издали. Наш вагон тихо проплыл мимо них и сразу же остановился. Мои родные жадно глядели в вагонные окошки, вглядывались в повисших на подножках людей. «Не видят!…»