Шрифт:
– Ты снова заговорил о смерти, Учитель, – встрепенулся Петр. – Снова слова твои, как нож двуострый. Если тебе грозит какая-нибудь опасность, говори смело – мы Ведь мужчины.
– Воистину горше этих горьких трав твои слова, Учитель, – сказал Иоанн. – Пожалей нас и скажи про все напрямик.
Иисус взял срой еще не тронутый хлеб, разделил его между учениками и сказал: «Примите и едите, сие есть тело мое».
Затем он взял свою полную вина чашу и пустил по кругу, чтобы все отпили из нее:
– Примите и испейте, сие есть кровь моя.
Каждый из учеников съел кусок хлеба и выпил глоток вина, и разум их затуманился: густым, соленым, словно кровь, показалось им вино, а съеденный кусок хлеба опустился в нутро их углем пылающим: все вдруг с ужасом почувствовали, что Иисус укоренился них и поглощает их плоть. Петр оперся локтями о стол и принялся рыдать, а Иоанн прильнул к груди Иисуса.
– Ты хочешь уйти, Учитель. Хочешь уйти… Уйти. – пролепетал он, не в силах сказать больше ни слова.
– Никуда ты не уйдешь! – вскричал Андрей. – Третьего дня ты сказал: «У кого нет меча, пусть продаст одежду свою и купит меч!» Мы продадим наши одежды, вооружимся – и пусть Смерть только приблизится к тебе, если у нее хватит духу!
– Вы все без сожаления покинете меня, – сказал Иисус. – Все.
– Я – никогда! – воскликнул Петр, вытирая слезы. – Никогда!
– Петр, Петр, прежде нежели пропоет петух, ты трижды отречешься от меня!
– Я?! Я?! – заревел Петр, ударяя себя кулаком в грудь. – Это я отрекусь от тебя?! Вместе с тобой до смерти!
– До смерти! – неистово закричали все ученики, вскакивая на ноги.
– Садитесь, – спокойно сказал Иисус. – Час еще не пришел. В эту Пасху я должен доверить вам великую тайну. Отверзните мысли ваши, отверзните сердца ваши, не бойтесь!
– Говори, Учитель, – прошептал Иоанн, сердце которого трепетало, как осенний лист.
– Вы поели? Не голодны больше? Насытились тела ваши? Можете теперь позволить душам вашим слушать спокойно?
Все встревоженно прильнули взглядом к устам Иисуса.
– Товарищи дорогие! – воскликнул он. – Будьте здоровы! Я ухожу.
Ученики подняли крик и бросились к нему, пытаясь удержать. Многие плакали, Иисус же спокойно обратился к Матфею:
Ты носишь на груди Писания, Матфей. Встань же и громко прочим пророческие слова Исайи, дабы укрепились сердца их. Помнишь: «Он взошел пред очами Господа, словно деревцо бессильное…»?
Обрадованный Матфей встал. Он был сутул, кривоног, тщедушен. Его худые, с длинными ногтями пальцы были всегда выпачканы чернилами. Но как он вдруг выпрямился, как зарделись его щеки, как окреп голос, и зазвучали, отдаваясь эхом под высоким потолком дома, исполненные горечи и силы слова пророка:
Он взошел пред очами Господа, словно деревце бессильное, что поднимается ростком из сухой земли.
И не было в нем ни красоты, ни величия, чтобы привлечь к нему глаза наши:
Ничего не было в лике его, что бы нравилось нам,
Он был унижен и оскорблен людьми,
Душа скорбная и многострадальная,
И мы отвращали от него лицо наше и ни во что его не ставили,
Но он взял на себя все наши немощи,
Исстрадался грехами нашими,
Извелся нашими беззакониями,
И ранами его мы исцелились.
Он истязуем был и предан мучениям,
Но не отверз он уст своих
И, как агнец, ведомый на заклание,
Не отверз он уст своих…
– Довольно, – сказал Иисус и вздохнул.
Он повернулся к товарищам.
– Это я, обо мне говорит пророк Исайя. Я агнец, и ведут меня на заклание, но я не отверзну уст.
И, немного помолчав, добавил:
– С того самого дня, когда я появился на свет, ведут меня на заклание.
Оторопело, раскрыв рты, смотрели на него ученики, пытаясь понять смысл его слов, и вдруг все, как один, упали лицом на стол и подняли плач.
Дрогнуло на мгновение сердце Иисуса: разве можно оставить товарищей рыдать, а самому уйти? Он поднял глаза, глянул на Иуду, но тот уже давно пристально смотрел на Иисуса своими жестокими голубыми глазами, догадываясь, что творится в душе его и сколь великая любовь могла поколебать его силы. На мгновение взгляды их встретились, схватились друг с другом в воздухе: один – строгий и безжалостный, другой – умоляющий и горестный. Но это длилось всего лишь мгновение, равное вспышке молнии. Иисус тут же вскинул голову, горько улыбнулся Иуде и снова обратился к ученикам.
– Что вы плачете? – сказал он. – Неужели вы боитесь самого милосердного и самого человеколюбивого из ангелов Божьих – Ангела Смерти? Я должен претерпеть мучения, подвергнуться распятию и спуститься в потусторонний мир, но через три дня я воспряну из могилы и вознесусь на небо, чтобы воссесть рядом с Отцом.
– Ты снова оставишь нас? – воскликнул сквозь слезы Иоанн. – Под землю или на небо, но только возьми нас с собой, Учитель!
– Тяжел труд и на земле, любезный Иоанн. Здесь, на тверди земной, вы должны остаться и трудиться на ней. Здесь, на земле, боритесь, любите, ждите – и я приду!