12.

Провидческий дар Степана распространялся на незначительные временные отрезки, примерно в несколько миллионов лет. Будущие годы были страшны, в них Шишкин не заглядывал, только прищуривался, наивно полагая, что на наш век хватит.

К тому же, будущее почему-то было слегка размытым, будто окутанным дымкой. Прошлое, напротив представлялось устойчивым и четким. Отвлекшись от динозавра, жующего своего собрата по эволюции, Степан наблюдал Французскую революцию, и вслед за ней застывший в совсем недалеком прошлом греховный акт близости Ксении с соседом Василием.

Произошло все чрезвычайно пошло. Василий был в похмельном состоянии и на работе сказался больным. Выпив пару рюмок, он начал варить бульон из замороженной курицы, бросив в кастрюлю все, что нашлось в холодильнике, но вскоре обнаружил, что дома нет соли. Тогда Вася кое-как позвонил Ксении в дверь. Затем уставился на нее, невыспавшуюся, в домашнем халатике, из под которого торчала ночная рубашка с глубоким вырезом.

– Привет, соседушка, – зевнула Ксения. – Не спится?

– Соли бы мне... – Василий уставился на декольте, раскрыв рот, а Ксения вдруг ощутила легкое, но приятное возбуждение.

– И не стыдно зенки пялить? – игриво спросила Ксения.

– Не-а, – признался Василий, распустив руки.

– Бесстыжий, – отталкивала его Ксения. – Ты чего, Вася, ты это брось. Отстань, тебе говорят!

Последующее было неловким, скучным, и отнюдь не оправдавшим ожиданий.

– Иди, Вася, домой. Проспись. И запомни, ничего не было! – строго сказала Ксения спустя час с небольшим. – От тебя до сих пор перегаром несет.

– Значит так, Ксения, – Степан успел мысленно заглянуть в мысли своего начальника, и торопился. – Я уезжаю.

– Степан, прости меня. Я не смогла от него отбиться, он же когда выпьет, такой шебутной.

– Не ври Ксения, мне все известно. Дочку береги.

– Степушка, – взмолилась супруга. – Господи, да что же это такое. Куда же ты в таком состоянии. Вернись, прошу тебя!

– Поздно, Ксения, поздно!

Шишкин гнал машину по ночной автостраде. Он ехал к Анатолию Ивановичу. Светофор. Горная дорога, одинокий дом на холме.

– Толя, в дверь стучат, – проснулась Галя, их сокурсница.

– А?

– Проснись, к нам в дверь кто-то ломится. Где у тебя пистолет?

– Галя!

– Кто это?

– Это я, Степан. Галя, не бойся, мне с Толей надо срочно поговорить.

– Господи, Шишкин, как ты нас напугал! Нельзя же так. Почему ночью?

– Позови Толю.

– Степан? – Анатолий Иванович испуганно моргал. – Я тебя слушаю, Степа. Что стряслось?

– А ничего, – лениво протянул Шишкин. – Я тут в космосе побывал, посмотрел сверху на нашу жизнь.

– Шишкин, если окажется, что ты пьян, или накурился чего-нибудь... Я не посмотрю, что мы вместе учились и работали.

– Ну, конечно, Анатолий Иванович. Куда уж там. Первым делом – дела фирмы. Я, собственно, по этому поводу и приехал. И скажу тебе, Толя, что никаких программ больше чинить не буду. Потому что ты всех нас предал, как последняя тварь.

– Степан, Вы ценный работник, но помните – незаменимых людей нет. – Анатолий Иванович перешел на официальный тон.

– Да брось ты ваньку валять, Толя. Будто я не знаю, что ты уже месяц, как с адвокатами переговоры ведешь. Как бы повыгодней объявить банкротство, а самому сорвать солидный куш, налогов не платить, а нас всех пустить по миру. У тебя все схвачено, продумано, предусмотрено. И куда деньги переведешь, и как отмываться будешь. Капиталист хренов, а еще секретарем комитета комсомола был.

– Степан... – «Откуда, откуда он знает? – Крутилось в голове у Толи. – Кто меня продал? Или он блефует?»

– Да никто тебя не бросил, Толик. Это просто у меня экстрасенсорика прорезалась. И скажу я тебе – мерзавец ты. Хотя, я тебя понимаю, останется несколько миллионов, на скромный домик хватит. И номер счета твой шестнадцатизначный, оффшорный знаю. Ишь, чего надумал, налогов не платить. А если я в налоговое управление настучу? Заломают твои белые ручки, посадят в зиндан, и прощай-прости вольная жизнь.

– Чертовщина какая-то. – Мелькнуло в голове у Анатолия Ивановича, и вслед за тем совсем уже криминальная мысль об убийстве, которую он, впрочем, тут же отверг, как несоответствующую ситуации и моральному кодексу.

– Ага! – Торжествовал Шишкин. – Убивать-то меня боишься, засудят, да и совесть загрызет.

– Толь, а может полицию вызвать? Он, кажется, пьяный, или рехнулся, – взмолилась Галя.

– Нет, мы с ним разберемся. Откуда ты все это знаешь? Хорошо, давай поговорим, – зашипел Анатолий Иванович, схватил Шишкина за рубашку и втащил в комнату. – Ты, Степан, войди в мое положение. Бизнес усыхает на корню, я не то, что прибыль, зарплату вам и страховку платить не могу. Нашелся покупатель, два месяца с ним договаривались – все напрасно. Еще недели две, и я потеряю все, если не объявлю банкротство. А чего ты волнуешься, получишь пособие по безработице.