С глянцевого картона на него глянуло лицо встреченного мужичка – морщинистое, мятое перемятое жизнью, с оловянными глазами-пуговками, смотревшими из-под мохнатых бровей недобро и подозрительно. Посмотрел на оборот фотографии – кличка Кривой.

Что делать? Что делать!?

Сушко вспомнил наказ капитана – звонить в управление.

Он беспомощно оглянулся, зная наверняка, что до ближайшего телефона километра два, и едва не заплакал от бессилья. Нет, со звонком не успеть. Да еще эта грязь…

Проследить! Но как? В фирменном кителе и фуражке за версту видать, пусть даже в надвигающихся сумерках, что милиционер. А ведь нужно, обязательно нужно узнать, к кому направился старый вор-рецидивист.

И лейтенант решился. Спрятав фуражку в сумку и прижимаясь поближе к заборам, он поспешил за Кривым, нескладная фигурка которого мельтешила уже в полукилометре от него.

Тесленко, медленно, словно сомнамбула, опустил телефонную трубку на рычаги. Глядя на его изменившееся лицо, Мишка Снегирев с испугом спросил:

– Что с вами, товарищ капитан?

– А? Что? – будто очнувшись, посмотрел на него Тесленко. – Со мной… все в норме. А вот инкассатор Федякин застрелился.

– И что теперь? – едва не шепотом проговорил Мишка.

Он теперь был в курсе событий, происходящих в городском угрозыске.

– Хана, – коротко ответил Тесленко. – Оборвалась одна из последних ниточек. Ухватиться практически не за что. Храмов с меня голову снимет, – пожаловался он Мишке, понемногу приходя в себя.

– Вы-то здесь причем?

– Очень даже причем. В любой неприятной ситуации всегда ищут крайнего. А это как раз тот самый случай. И крайний здесь – я.

Мишка сочувственно покивал головой, скорбно скривившись.

Тесленко посмотрел на него скептически и подумал: «Артист… Сочувствие изображает на все пять.

Прохиндей…»

– Ладно, я потопал на квартиру Федякина, – тяжело поднимаясь, сказал капитан. – Ты побудь на телефоне.

– Когда вас ждать?

– Какая разница? Жди, к ночи буду… А у тебя что, свидание? – поинтересовался на ходу Тесленко.

– Не-а, – зарделся Снегирев. – Есть кое-какие дела…

– Вот и занимайся ими… здесь. Философ…

У дома Федякина стояли райотделовский «газик» и инкассаторская машина. Встретил капитана следователь прокуратуры Никитин; его капитан знал еще со школьной скамьи.

– Привет, – пожал ему руку Тесленко.

– Здорово, – улыбнулся Никитин. – Как живешь?

– Средне.

– Как это – средне?

– Между хреново и очень хреново.

– С чем тебя и поздравляю. Это твой кадр? – кивнув в сторону приоткрытой двери веранды, спросил Никитин.

– Да. Был кандидатом, стал клиентом.

– Тогда пойдем…

Через небольшой дощатый коридорчик, по обе стороны которого высились полки, заставленные банками с маринованными грибами и вареньем, они прошли на кухню. На полу, возле газовой плиты, лежал светловолосый мужчина. Его волосы слиплись от запекшейся крови, рот был приоткрыт, а возле скрюченных пальцев правой руки валялся пистолет.

– Ну и как? – спросил Тесленко.

– Похоже на самоубийство, – понял его Никитин. – Похоже… Хотя… черт его знает. Нужно работать.

– Нужно… – с тяжелым вздохом согласился капитан.

Перепуганный водитель инкассаторской машины, молодой худощавый парнишка лет двадцати, видимо, недавно демобилизовавшийся из армии, рассказывал:

– …Отвез я его на обед. Он часто дома обедал. У него гастрит… или язва, не знаю точно. Не мог он в столовке… Приезжаю, а он… вот… Лежит. Мертвый. Я сразу вам позвонил. Все…

– Сегодня вы ничего странного не заметили в его поведении?

– Да нет, все как обычно. Смеялся. Анекдоты рассказывал.

– Когда вы привезли его на обед, в доме был кто-нибудь?

– Нет. Точно нет. Он при мне замок отпирал.

– Вы и в дом заходили?

– Нет. Я попросил воды. Он кружку взял на веранде, а колодец во дворе.

– Спасибо, – поблагодарил водителя Тесленко. – Вы свободны. Замок входной двери с защелкой? – спросил он Никитина.

– Да. Но ничего необычного, дешевый ширпотреб, можно гвоздем открыть.

– А ведь защелка замка стоит на фиксаторе… – пробормотал Тесленко.

Никитин услышал и выразительно пожал плечами.