Она сжала Ханне руку. Именно такая Аннетье впервые вынудила Ханну рассказать ей свои секреты. Теперь Ханну не проведешь.

– Я не вижу ничего плохого в том, что разговаривала с ним. Я могу говорить все, что хочу и кому хочу.

– Конечно, вы правы, – ворковала Аннетье. – Забудем об этом вовсе. Мы пойдем сегодня?

– Пойдем?..

– Мы так давно не ходили, что вы забыли?

С самого начала существовал молчаливый уговор, что название места не должно произноситься вслух ни в доме, ни во Влойенбурге, ни в каком другом месте, где могли быть евреи или шпионы маамада.

Ханна перевела дух. Она знала, что рано или поздно этот разговор состоится, и, как могла, готовилась к нему. Тем не менее она чувствовала себя неготовой, даже застигнутой врасплох:

– Я не могу идти.

– Не можете идти? – спросила Аннетье. – Вы боитесь из-за этой глупой вдовы?

– Нет, – сказала Ханна. – Я не хочу рисковать. Из-за ребенка.

– Опять этот ребенок! – раздраженно сказала служанка. – Можно подумать, вы одна на свете ждете ребенка.

– Я не хочу испытывать судьбу. Господь дал мне знак, предупредил об опасности. Один раз меня чуть не поймали, и было бы глупостью пренебречь Его милосердием.

– Вас спас не Бог, – сказала Аннетье, – а я. Это я спасла вас. Бог отправит вас в ад, если вы не пойдете сегодня, и вашего ребенка тоже.

– Я в это не верю, – покачала головой Ханна.

– Вы знаете, что это правда, – недовольно сказала служанка. – Посмотрим, сколько ночей вы продержитесь, лежа без сна, зная, что, если умрете во сне, вас неминуемо ждут муки ада. Тогда вы передумаете.

– Возможно, – уклончиво сказала Ханна.

– В любом случае, – объявила Аннетье более радостным тоном, – не забудьте, что ничего нельзя рассказывать сеньору Мигелю. Вы должны хранить молчание. Обещаете?

– Обещаю.

Сказав это, она поняла, что солгала, и почувствовала странное удовольствие оттого, что это вышло так просто. Она знала, что расскажет Мигелю, хотя и не знала, когда, или почему, или какими будут последствия этого поступка, который может погубить ее.

Неделю спустя после встречи с Хендриком Мигель сидел с Гертрудой в "Поющем карпе". Она послала ему записку, в которой сообщала, что хочет его видеть, и Мигель поспешил на встречу. Когда он пришел, Хендрик рассказывал какую-то историю, и, хотя Гертруда вытянула свою хорошенькую шейку, чтобы поцеловать Мигеля, она не дала Хендрику никакого знака, чтобы тот остановился.

Хендрик говорил на голландском, быстро и с деревенским акцентом, и Мигель с трудом улавливал перипетии истории, связанной каким-то образом с другом детства и украденной бочкой солонины. Закончив, Хендрик рассмеялся, довольный собой:

– Вот это история, да, Еврей?

– Мне очень понравилось, – сказал Мигель.

– Ему очень понравилось! – сказал Хендрик, обращаясь к Гертруде. – Мило с его стороны.

Почему Гертруда не отошлет этого клоуна? Но Мигель заметил, что она изрядно выпила. Хендрик тоже был пьян.

– Теперь ваша очередь, – сказал он Мигелю. Он широко улыбался, но в его глазах была жесткость. – Расскажите историю.

Это было какое-то испытание, но Мигель не знал, как начать.

– У меня нет истории, которую я мог бы рассказать, – ответил он, – или которая могла бы сравниться с вашим рассказом о солонине.

На самом деле Мигель не мог унять волнения. У него осталась только треть денег Гертруды, и, когда придет время, ему будет нечем заплатить Нунесу. Он мог бы заставить себя не думать о потраченных деньгах, но в присутствии Гертруды это было трудно.

– "У меня нет истории, которую я мог бы рассказать", – повторил Хендрик, передразнивая акцент Мигеля.– Давай, Еврей! Не будь занудой хоть раз. Я был щедр и доставил вам удовольствие своим рассказом, а теперь сам хочу получить удовольствие. Вы не против послушать историю, мадам?

– Очень даже не против, – согласилась Гертруда. – Сеньор такой остроумный.

– Сдаюсь, – сказал Мигель, изображая добродушие. – Какую историю вам угодно, чтобы я рассказал?

– Это вам решать. Что-нибудь про ваши приключения. Можете рассказать о ваших любовных победах, или странностях вашего народа, или какой-нибудь непостижимый план покорения биржи.

Мигель не успел ответить. К Хендрику сзади подошел человек с пивной кружкой в руке и широко замахнулся, целясь ему в голову. Хендрику повезло, поскольку в этот момент он наклонился, чтобы что-то сказать Гертруде. Тяжелая оловянная кружка угодила голландцу в плечо и выскользнула из руки нападавшего, облив пивом лицо Мигеля, прежде чем упасть с грохотом на деревянный пол.

– Тысяча чертей! – сказал Хендрик на удивление спокойно.

Он мгновенно вскочил со своего места и повернулся к нападавшему, который был на голову ниже Хендрика и худым, можно было бы сказать, даже тощим, если бы не выступающий живот. Его лицо стало красным от напряжения и досады, что он промазал.