«Звездный посев» обещал дать на Землии всходы, которые могут (но смогут ли?) повлиять на ее грядущую историю.

Поднимаясь все выше и выше, «Черная птица» перемахнула через ближнюю вершину, оставив под собой венчающий ее замок, и вскоре светлая точка пламени без следа и звука растаяла в безоблачном небе.

Печальный, с понурой головой, подошел Сандрий к тому месту, где улетевшие входили в воду. На песке еще не затянулись их следы. А близ них лежал предмет, похожий на часть ранца. Сандрий осторожно тронул находку ногой.

Находка с шумом устремилась вверх, и он невольно отскочил в сторону, увидев над собой развернутое прозрачное крыло Надежанны, спасшее ее, как он знал, от костра.

Вот что осталось от Девы-воительницы вместе с вечной памятью о ней в сердце Сандрия! Эта же часть ее скафандра!

Юноша повозился с футляром дельтаплана и сумел включить механизм, чтобы втянуть крыло обратно.

Сандрий понял все!

Футляр из-под ненужного уже дельтаплана уступил свое место маленькому И Китию, чтобы Надежанна пронесла его под водой к шлюзу «Черной птицы».

Как хотел бы юноша оказаться на месте несмышленого счастливца и улететь с мудрыми друзьями на сказочную планету — двойник его родины!

Но не поместиться ему за плечами милой женщины звезд, да и другое теперь назначение в жизни у Сандрия!

Слишком много он узнал, и слишком много предстоит ему сделать, чтобы оправдать надежды своих учителей.

Но мальчишка еще жил в нем. Озорная мысль овладела им. Вот здорово было бы воспользоваться когда-нибудь прозрачным крылом Надежанны и попробовать самому полететь!

Однако юноша Сандрий уже повзрослел. Ему вскоре предстоит посвящение в рыцари, и он станет, подобно О Джугию, «рыцарем мира»! К этому их обоих призвали пришельцы. Им самим не удалось повернуть историю планеты-двойника. Сделать это надлежало ее обитателям, овладев мудростью Разума.

Сандрий так же, как и О Джугий, не слишком доверял вновь избранному папию, принявшему на святом престоле многозначительное имя И Мирия (в прошлом Кашония), хотя тот и даровал бесплатно «святое прощение» и Мартию Лютому, и Гневию Народному, и лютерам, и лесным волкам — все по тому же сомнительному праву «наместника первоапостола на Землии» (на больший титул он не отважился).

Тело И Скалия не удалось извлечь из узкой и глубокой расщелины. (А может быть, и не пожелали предавать его земле!).

Новый папий возвестил, что выносит вердикт о запрете «обнажения мечей», следить за чем, как за жестоко караемой ересью, поручалось все той же Святой Службе увещевания с ее «камерами откровенности», кострами очищения и Гарантами Полного Успокоения.

Сандрий благоговейно поднял футляр с дельтапланом, приладил его себе за плечи и направился извилистой тропкой через лес к скале, подножию замка, с твердым намерением начать совсем иной свой «жизненный полет» во имя «необнажения мечей», когда оружием его станет только сила знаний и убеждения!

Пришельцы из космоса улетели, но оставили надежный, живой след на многострадальной Иноземле, в преданиях которой они оживут в неувядаемой притче о Деве небес наряду со сказаниями о гибели Годдона и Саморры и о мучениях божественного Добрия. И не чьи-то страдания, гибель, невежественные суеверия в любых одеждах поверий или религий, а только общий отказ от любой формы насилия друг над другом сможет повести соплеменников Сандрия по светлым путям в грядущее, которого достигнут в своем звездном полете, как объяснила Надежанна, земляне.

Их судьба волновала маленького оруженосца, мечтавшего о том времени, которое они увидят «спустя тысячелетие»!

«В таинственный мир космоса, в беспредельный простор световых лет, к сверкающим центрам атомного кипения материи, мимо звезд, живущих или рождающихся, через вакуум, неощутимый, как пустота, но материальный, как возникшее из него вещество, направлялся теперь в обратный путь звездолет, состоящий из двух разделенных стокилометровым буксиром модулей.

В жилом модуле со множеством этажей и переходов, где ускорение разгона, действуя около года по корабельному времени, равнялось ускорению земной тяжести, создавая ее, раздался детский крик:

— Мама, мамочка! Я — птичка, о которой ты рассказывала! Я летаю!

Действительно, малыш взмыл в воздух над полом кабины и, преодолев первый страх, отчаянно размахивал ручонками. Он испытывал теперь наслаждение от невесомости, которая всем нам знакома по детским снам.

Мать его, математик корабля, озабоченная только что сделанными расчетами, умело подплыла к нему и удержала, чтобы малыш не стукнулся о стенку кабины.