Майор потрясал у меня перед носом фотографией Яна, должно быть, полагал, что я плохо разглядела.

– Посмотрите повнимательней, – потребовал он. – Я точно знаю, что это он. Другого просто быть не может.

Я внимательно уставилась на фотографию – только для того, чтобы сделать приятное майору. Но убийцу не признала, даже после того, как было предложено сверить фотографию с фотороботом (черт бы побрал Инкины художества!). Майор с каждой минутой смотрел на меня все более и более подозрительно и все время пытался выяснить, где же я провела последние дни и не ездила ли я случайно в Пензу. При чем тут Пенза, я понимать отказывалась, так как о теткиной командировке знать ничего до этого времени не знала. В общем, после того, как я отказалась узнать Яна на фотографии, майор повторно занес меня в список подозреваемых; причем на этот раз я у него числилась в первой десятке. Конкурировать со мной могли только Ян, моя тетка и Лешкин папа, за которого майор взялся сразу после меня.

– Меня интересуют все женщины, с которыми вы в последнее время общались, – сообщил он ошалевшему папаше.

Тот побледнел и приготовился повторить свою тираду относительно своей супружеской верности. Майор тираду выслушал и решил зайти с другой стороны.

– А не было ли у вашей жены тайного воздыхателя или даже воздыхателей? – спросил он.

Лешкин папа раздулся от возмущения настолько, что стал чуть ли не вдвое толще.

– Вы не знали мою жену! – выпалил он. – Вера была святая! Она все свое время посвящала семье и сыну.

– А чем она могла заниматься, когда вы лежали в санаториях? – вылезла очень не к месту Инка. – Зачем она заплатила врачам за полгода вперед, чтобы они держали вас у себя всякий раз, как вы заквасите? И не говорите мне, что вы там не лежали. Мне прекрасно известно, что вы там почти каждый месяц почти по неделе проводили.

Лешкин папа, страдальчески поморщившись, посмотрел на Инку. Такого предательского удара в спину он не ожидал. Майор, наоборот, очень воодушевился и попросил рассказать поподробнее. Инка себя долго упрашивать не заставила. И скоро все присутствующие были в курсе дела. Леша явно о характере отлучек своего папы слышал впервые, и то, что он слышал, очень ему не понравилось.

– А что ей было делать? – не сдавался Лешкин папа. – Она, бедная, на работе уставала страшно, возвращалась, бывало, за полночь, где уж ей было еще со мной возиться. А у меня такой характер, что если рюмку выпью, то потом уж сам остановиться не в состоянии.

– Значит, вы довольно часто отсутствовали дома? И сказать точно, что ваша супруга в это время делала, вы не можете? – настаивал майор.

Лешкин папа промямлил что-то в том духе, что сказать точно не может, но сомневаться в своей дражайшей половине – никогда не сомневался.

– Это ваше личное дело, – буркнул майор. – Меня интересуют факты.

После этого он выделил Лешкиному папаше лист бумаги и отправил его в другую комнату – составлять список всех женщин, которые могли иметь на него виды. Разобравшись с папой, он повернулся к сыну и пожелал узнать, где это сынок провел столько времени и почему перед исчезновением не оставил, записки.

– Я оставил, – возмутился Лешка. – Написал записку и сунул папке в карман.

– Но вы не указали конкретного места, – настаивал майор.

– Я ему на словах сказал, что еду в монастырь, и сказал – какой.

– И откуда же вы узнали про этот монастырь? – спросил коварный майор, и простодушный Леша, разумеется, немедленно попался.

– От Светланы, – выложил Леша. Инка впилась мне в руку, словно я могла сейчас что-то сделать. Знать бы заранее, язык бы этому придурку узлом завязали бы.

– А она откуда знала? – гнул свое майор. Тут уж до Леши дошло, что выдавать братца своей возлюбленной без ее на то согласия не стоит. И он замолчал. Но майор все же был доволен.

– Хочу предупредить всех присутствующих: за дачу ложных показаний свидетели несут уголовную ответственность, – заявил майор, почему-то не сводя с меня глаз. – На сегодня достаточно, но предупреждаю вас всех: с этого момента вы не должны покидать город.

В этот момент на пороге комнаты возник Лешкин папа с белым листом бумаги, на котором в самом верху было нацарапано несколько имен, так что слова майора относились и к нему тоже.

Слегка дрожащей рукой папаша передал листок майору и неверным шагом удалился в сторону кухни. Лешка пошел закрывать за майором дверь, а Инка кинулась в комнату, где Лешин папа строчил свой список. Я устремилась за ней.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я, так как Инка в это время сосредоточенно водила карандашом по бумаге, что-то внимательно высматривая на нем. – Нашла время для рисования.

– Смотри! – воскликнула Инка и сунула мне под нос исчирканный лист, на котором под карандашной ретушью выступали какие-то буквы. – Это копия списка, – сжалившись надо мной, пояснила Инка.

– А-а... – уважительно протянула я. – А почему нельзя было попросить Лешкиного папу просто составить еще один?

– Я думаю, что он уже не в том виде, – сказала Инка, переписывая на новый листок полученные сведения. – Что-то больно быстро на кухню ускакал. У него там наверняка заначка была, которую мы не нашли и про которую он только что вспомнил.