Умако уже вообразил, что все посторонние заботы свалились с плеч, но оказалось, что он не учел того неожиданного, порой вызывающе издевательского фактора, который принято называть судьбой. Вскоре после похорон принца он заметил, что одна из служанок как-то неподобающе выставляет на всеобщее обозрение свое неуклонно округляющееся чрево. Совсем малышка, двенадцати-тринадцати лет. Чаще всего от забеременевших служанок немедленно избавлялись. Двору не нужны были ни бесполезные слуги, ни лишние хлопоты. Эта же вела себя чуть ли не вызывающе. Всесильный министр решил урегулировать вопрос, но дело приняло неожиданный оборот.

– Знаешь, зачем я тебя вызвал?

– Знаю, но уверена, что ваше решение изменится, господин. Это ребенок имперского принца.

– Шутишь…

– Шучу? Мне было не до шуток. Это не шутка, трижды в день выдерживать такое. Если б я знала, если бы могла сбежать… Толстый, неуклюжий, грубый насильник с преждевременным семяизвержением…

– Ну-ну, ладно, ладно…

Умако вытер лоб и взялся за рукоятку меча.

– А скажи мне, милое дитя, – нежно промурлыкал он, – кто еще знает о твоем… приключении?

– Хм, спросите лучше, кто не знает. Императрица знает. Она мне обещала помощь и поддержку. И вашу голову, если с ребенком что-нибудь приключится. Так что не коситесь на свой меч, ваша жизнь зависит от моей.

«Дрянь! – безмолвно выругался Умако. – Грязная тварь! До чего дошли, прислуга шантажирует великого министра. Что ж, никуда не денешься. Наглая тварь ежедневно получала лучшие объедки с императорского стола, ее осматривали лекари и целители, она даже встречалась с императрицей».

«Мой ребенок – принц, имперский принц, – думала служанка-рабыня. – Конец работе, конец насилию, начинается сладкая жизнь».

Вспоминала она и родителей. Представляла, как они ахнут, увидев ее в пышных придворных нарядах. Она гуляла по дворцу с радостной улыбкой на губах, однако не довелось ей отведать этой представляемой в мечтах жизни. Одновременно с хрупким, но полностью выношенным ребенком из нее вышли четыре литра крови :и она тихо угасла сразу после родов.

Так как мать была всего лишь рабыней-служанкой, ее труп выкинули в общий могильный ров. Умако отправил бы туда же и ребенка, но императрица уже простерла над ним покров своей протекции.

– Усю-сю, какая прелесть, – щебетала она над новорожденной девочкой. – Ей предстоит совершить великие дела, сразу чувствуется.

– Н-ну. Очередной ублюдок от очередной шавки подзаборной, – скрипел как немазаное колесо себе под нос великий министр. – Жди добра, как же…

Умако не ошибся. Незаконнорожденная принцесса Кагуя, еще более испорченная и извращенная, чем ее отец, через два десятка лет послужила причиной гибели клана Сога.

– Ты мне не поверишь, но я в двенадцать лет еще не знал, куда деваются дары с могилы отца.

– Да уж… А ты ведь далеко не идиот. В двенадцать лет?

– Да, в двенадцать.

– Но ты знал многое другое. А в храмах… Кто ж не знает, что эти храмовые жулики набивают карманы за счет верующих!

– Ну, ты уж слишком…

– Эти жрецы да монахи, попы да бонзы – все воры, все до единого, по всем странам и континентам. Мало того что воруют вещи, так еще и обманывают, рассказывают басни, плодят предрассудки…

– Но надо же различать синто и…

– Синтоисты, буддисты – никакой разницы, всех бы их в один мешок да в море. Одни грабят народ при рождении, вторые – после смерти.

– Моя семья испокон веков буддисты. Благодаря моему дому в Японии…

– Ну вот, снова завел ту же песню. «Моя семья, мой дом»…

– Наследие! Как ты не понимаешь?

– Вот чего я действительно не могу понять… Как ты совмещаешь свои идиотские религиозные убеждения и серьезные научные интересы. Ты лучший студент физического факультета, а…

– Знаешь, больше не физического. Я сменил специальность. Долблю логику. Это необходимо для моего дела.

– Шутишь? Похоже, что в больнице тебе что-то в голове повредили. С чего это тебя потянуло на логистику?

– На логику, дурочка, на логику. Изучаю пропозиции, импликации ри q,«пэ» и «ку».