Левицкий продолжал хранить молчание.

– Итак, мне известно о вас все, в то время как вы почти ничего не знаете обо мне. Но я не стану утомлять вас, сообщая полный список моих достижений. Могу только сказать, – при этих словах в речь молодого человека вкрались жесткие нотки, – что если вы – прошлое нашей партии, то я – ее будущее.

Он с важностью прошелся по комнате и направился к окну. Левицкий проводил взглядом неясный силуэт. Всего лишь темное расплывчатое пятно на белом фоне пространства.

– Прекрасный вид! Эта гора – само величие. Конечно, не так красива, как наш Кавказ, но тем не менее прекрасна. Прямо мурашки бегут по спине, Эммануэль Иванович. А своей палатой вы довольны? Здесь удобно? Лучшая в этом госпитале. Вы знаете, кто этот доктор? Московская знаменитость, стажировался в Лондоне. Никакой вшивой советской медицины для такого человека, как наш дорогой Эммануэль Иванович Левицкий. Нет! Не для того мы сражались! Только лучшие западные светила!

Капитан-лейтенант снова рассмеялся.

– Ну что ж, Иваныч, – обратился он к Левицкому с той интимностью, которая обычна лишь для членов одной семьи, – мне пора. Но я завтра же вернусь и буду приходить каждый день, пока вы не поправитесь. И не наберетесь сил для далекого путешествия. Я буду присматривать за вами, как за ребенком, и заботиться о вас, как о матери.

Левицкий, разъяренный, мог только молчать и смотреть на него единственным глазом.

– Почему, может быть, спросите вы? – улыбался Романов. – Потому, что получил приказ от самого Хозяина. Старый ваш соратник по революции, товарищ Коба лично интересовался этим делом. Я, можно сказать, персонально представляю его здесь. Коба хочет видеть вас в Москве здоровым и невредимым. На родной земле матушки-России.

Он ниже склонился над стариком и закончил мысль, прежде чем выйти из палаты:

– Чтобы казнить вас.

Уже смеркалось, когда поезд стал приближаться к залитому неярким светом угасающего дня приморскому городишке, в тиши и безлюдье спускавшемуся к морю. Флорри, прильнув к вагонному окну, следил за тем, как они подъезжали к небольшому станционному домику, расположенному чуть повыше городка. Полустершаяся надпись гласила: «Порт-Боу».

– Господи, даже не верится, что мы наконец-то добрались, – с внезапным приливом волнения произнес Флорри. – Сильвия, посмотри сюда, тебе прежде встречалось что-нибудь, что было бы настолько обветшалым, но так радовало взгляд?

Поезд остановился у перрона, и Флорри встал и потянулся за саквояжем, лежавшим в сетке над головой. Через несколько минут они уже выходили из вагона, присоединившись к толпе других пассажиров. Ступив на землю, Флорри глубоко втянул в себя соленый морской воздух, прислушался к крикам птиц, парящих над головами, глянул вперед и увидел, что дорога, по которой они шли, упирается в бетонный барьер, за которым виднелся забор из колючей проволоки. За ним была Франция.

– Смотри, видишь, там стоит поезд? – Он указал туда, куда, минуя ряды колючей проволоки, убегала дорога. – Это, должно быть, ночной на Париж.

– Тебе нужно будет заказать для нас купе, – сказала Сильвия. – Мы путешествуем как муж и жена, странно было бы разместиться порознь.

– По-моему, ты слишком много думаешь о маскировке.

– Знаешь ли, я всего лишь хочу выжить. Вот и все.

– Но теперь путешествовать вместе вовсе не обязательно. Испания осталась позади. Теперь можно ехать отдельно друг от друга.

– Давай уж будем до Лондона поддерживать соответствие образу.

Он не мог не рассмеяться.

– Ты, кажется, больше знаешь о таких делах, чем я.

Вместе с другими пассажирами они подошли к пропускному пункту, маленькому кирпичному домишке, около которого угнездилась рассчитанная на пешеходов калитка, – все сооружение, включая ряды проволоки, имело неопрятный вид временного сооружения. Уже выстроилась очередь, и люди по одному просачивались через калитку. Происходящее казалось освещенной холодной луной Средиземноморья немой сценой из какой-нибудь пьесы. Очередь безмолвно ползла под сонными взглядами карабинеров – никаких революционных асалтос здесь не было и в помине – и исчезала в домишке, где проводился беглый опрос. Если при вас имелся паспорт, все было в порядке.

Флорри протянул документы старорежимному, мирно настроенному сержанту, который не удостоил их ни единым взглядом, лишь сверил их имена с именами в списке, лежавшем перед ним.

– ?Arma de fuego?

– Не понимаю.

– Имеете огнестрельное оружие, se~nor Трент?

– О, конечно нет, – ответил Флорри, припомнив свой пропавший «уэбли» и автомат, с которым он расстался в последнюю минуту.

Сержант кивнул.

– Проходите на французскую таможню, – сказал он.

– Это все? – спросил Флорри.