— Не нравятся мне эти люди, — сказал профессор, усаживаясь вновь за стол и раскладывая бумажки — из папки Артура и из собственного архива. — В прошлый раз с Кларенс приходил розовый седой толстяк, завитой, словно постаревший Нерон. Он сожрал у меня запасы сахара на полгода вперед. Какая-то патология. Я не верю в филантропию. Обычно филантропы — самые корыстные люди на свете. Они ничего не делают бесплатно. За истраченный франк они требуют тясячу долларов у судьбы, бога, вечности и человечества. А так как человечество оказывается к ним ближе всего, то его-то они и грабят.

— Они сказали, почему помогают вам? — спросила Ко.

— Этот князь дю Вольф — председатель Галактического союза помощи потерявшимся родственникам. Неужели он тебе этого не сказал? — Может быть, и говорил, но я забыла. — Авантюрист, типичный авантюрист. И та девица, что была вместе с ним, хоть и изображала довольно убедительно мою дочь и даже рыдала, чтобы я ее признал, все же оставила у меня самое неприятное воспоминание.

Знал бы ты, папа, как ее наказал филантроп дю Вольф, подумала Ко. Чучело в музее таксидермии.

— Но ты тоже мне кажешься авантюристкой, — сообщил профессор. — Почему ты сидела столько лет в детском доме и никому не сказала, что у тебя есть отец?

— Странно рассуждаете, папа, — ответила Ко. — Мне было два года, когда меня украли. Я даже не помню, как меня украли…

— Пошли в мой кабинет, — предложил отец, который был удовлетворен сравнением документов. — Я тебя чаем угощу.

Кабинет ее отца оказался небольшой комнатой, окна в которой были также забраны железной решеткой, на полу лежал потертый ковер, а у холодного пыльного камина стояли два кресла. Между ними — низкий столик с автоматическим кофейником.

— Надеюсь, — проскрипел папа, — что в комбайне еще есть кофе. Сегодня утром я так волновался перед встречей с тобой, что позволил себе выпить тройную дозу кофе. Он включил аппарат.

И оказался прав. Тут же загорелась предупреждающая надпись: «Кофе на исходе».

Профессор злобно ударил по кофейному комбайну кулаком. Ко обратила внимание, что на теле комбайна видны вмятины, — видно, его наказывали не впервые.

— Может, есть кофе на кухне? — спросила Ко. — Я могу принести.

— Принеси, — неожиданно согласился отец Вероники. — Вторая дверь направо. Там должна быть банка.

И профессор снова принялся раскладывать на низком столике перед камином пасьянс из документов.

Ко без труда отыскала кухню. При виде девушки тараканы и пауки нехотя уступили ведущие позиции. От каждого ее шага поднималось небольшое облачко пыли. Банка с кофе была закрыта и была до половины наполнена зернами. Ко повезло. Она включила кофемолку, а сама занялась разведкой. Пройдя по коридору, она увидела приоткрытую дверь в спальню профессора. Там стояла продавленная тахта, накрытая несвежей простыней, перед тахтой на ковре грудой были свалены какие-то справочники и альбомы.

Если когда-нибудь Вероника будет жить в этом доме, подумала Ко, ей будет нелегко навести здесь порядок. А так как Вероника на Детском острове была известна своей пунктуальностью и невиданной аккуратностью, о которой она забыла, лишь влюбившись в Артема, то профессору тоже придется нелегко. Вероника своего добьется.

Ко вернулась в кабинет. Только теперь она заметила, что по стенам тянутся стеллажи с книгами и альбомами.

— Ты долго ходила, — сказал профессор. — Куда совала нос?

— В спальню, — призналась Ко. — Там страшный беспорядок. Впрочем, как и в кухне.

— Пожалуй, тебя это пока не касается. Дело в том, что уборка помещения требует участия в этом процессе по крайней мере одного совершенно чужого человека. Я же по специфике занятий никого и никогда не пускаю к себе в дом. Я согласился на поиски тебя только потому, что понадеялся: вдруг у меня выросла тихая, работящая и нелюбопытная дочка, которой будет приятно заниматься хозяйством и которая будет некрасивая, желательно хромая и одноглазая, чтобы никто на нее не позарился.

— Ну почему вы желаете мне такой доли? — удивилась Ко.

— Чтобы ты не вышла замуж, не привела сюда наглого корыстного мужика, не нарожала детей, не погубила весь мой мир… И вот теперь я вижу, что не зря опасался. Ты не только отвратительно хороша собой, но возле тебя уже вьется этот поганый дю Гросси, который смотрит на тебя, как на помидор, — чтобы съесть.

Тем не менее профессор быстро проглотил три чашки кофе. Он обжигался, отплевывался, словно опаздывая на поезд. Напоив его, Ко отнесла поднос на кухню.