— Начнем, пожалуй, — он метнул стрелу правой рукой.

Против всех законов природы стрела, брошенная слабой человеческой рукой, долетела до цели — пробила двойную кольчугу и вбила воина из седла. Третьего стражника вместе с конем повалила на землю мощная воздушная оплеуха.

Гюрза шагал к карете, и каждый шаг его оборачивался чей-то смертью. Стрелы, бросаемые как дротики, разили людей и коней. Нервы охраны не выдержали, четверо уцелевших стражей, бежали, пришпоривая лошадей, бросая оружие.

Колдун в красно-черном остановился у дверцы оставленной кучером кареты. Вынул из ножен на поясе широкий короткий клинок — орудие весьма подходящее для предстоящего убийства. Герцог Гальба поставил ему одно условие: никаких следов магии. Показания бежавшей охраны, воспримут как сказку, как оправдание трусов.

— Выходи! — обратился он к барону.

Дверца распахнулась, из нее выпрыгнул седой старик, вооруженный кинжалом. Гюрза оглушил его заклятием и добил одним рассчитанным ударом. Он хорошо знал анатомию. Выполнив грязную работу, колдун зашагал к брошенному плащу. Замер, услышав крик за спиной. Женский крик.

Обернулся. Молоденькая девчушка лет пятнадцати. Угловатая, хрупкая, с большими синими глазами. Гюрза открыл рот от изумления, глядя на ее прелестное личико, искаженное страхом и ужасом. Девчушка напомнила ему распускающийся бутон. Бутон обещающий стать красивейшим цветком. Цветком, который он не раз видел в своих снах.

— Беги! — крикнул Гюрза и голос его сорвался, — беги, дура! Ну же!

Она не слышала его, обнимая мертвого отца. Гюрза выругался, Гальба, державший его на тугом поводке, отдал четкий приказ убить всех, кто будет в карете.

Колдун прыжками бросился к девушке, и неглядя несколько раз ударил ее своим тесаком. После чего бросил оружие и, шатаясь, побежал прочь, схватившись за голову, бросив свой красно-черный плащ.

Гийома и Луиса отпустили только через два дня. Хамди лично принял их. Даровал охранную грамоту, вручил письмо для Хорхе и денег на дорогу.

— У меня для тебя подарок, колдун! — сказал султан напоследок.

Янычар сунул Гийому небольшой тяжелый мешок.

— Развяжи, — приказал Хамди.

Маг повиновался. Из мешка на него смотрели холодные пустые глаза Хатум. Вот почему мешковина пахла смертью.

— Она была плохой Матерью, — рассмеялся султан, — Говорила неправду. Теперь у меня есть другая, что не лжет. Дракона не будет!

— Не будет, — тихо согласился Гийом.

Маг и поэт не остались на ночь в Токате — городе, где спокойно убивают женщин и детей. Конвой, приданный им султаном был недоволен решением ночевать в поле, но спорить с послами Хамди, получившего прозвище Хитрый, не решился.

Северяне сидели около горящего костра, передавая друг другу толстую фляжку с вином. Было прохладно.

— Жаль, здесь нет «Лесной Слезы» паасинов, глотнешь — и жар ее до самых костей доходит. Мы бы после глотка согрелись, — вздыхал маг, подбрасывая хворост в костер.

Де Кордова молчал. Он пытался сочинить обличительный стих об алькасарах [11] , но строчки не шли. Болело сердце, часть которого умерла вмести с Челади; и страдала душа, тяжело переживавшая увиденные убийства.

— Скоро мы будем дома, — произнес он, наконец.

— А что там, дома? — спросил маг, — Ждут нас или нет? Ведь мы почти десять месяцев не были в Мендоре. Может, уже и нет причин возвращаться…

— Есть, — твердо сказал Луис, вспомнив Изабеллу, — Есть. Она ждет тебя, Гийом. Ангела ждет, она любит тебя.

— Потому-то я и возвращаюсь, — улыбнулся маг, — Теплится надежда увидеть ее. Если конечно, Хорхе не выдал ее замуж за время нашего отсутствия.

— Ангела ждет тебя. Ее воля крепка. Верь, и мечты сбудутся. Она в Мендоре.

— Верю. Мы свободны, Луис. Мы почти свободны. И перенести волю зачастую сложней, чем неволю. Она дает больше вопросов. Восемь дней и пересечем границу, там еще пятнадцать и мы в Мендоре. Я вспомнил хороший стих. Автор его давно умер, но мысль живет.

— Емко и четко, — похвалил поэт, — Смотрите, вспышка! Молния? Нет, не молния! — закричал внезапно.