И Том, у которого голова разламывалась от боли, как будто ее стянул стальной обруч, решил пока смириться. Будет для этого другое время, другое место. Она будет рядом, по крайней мере, до тех пор, пока они не разыщут Грега Мартина. Когда он почувствует себя лучше, то снова начнет этот разговор и так или иначе заставит ее понять, что он говорил правду. Ну а сейчас ему хотелось лишь покоя, тишины и темноты!

– Когда мы уезжаем? – спросила Гарриет. – Не следует ли нам поторопиться, чтобы попасть в Дарвин к обеду?

– Да. Наверное, – обреченно пробормотал Том. Было совершенно ясно, что ни покоя, ни тишины, ни темноты ему не видать.

По дороге в Дарвин они почти не разговаривали. Дождь, начавшийся в тот день раньше обычного, встретил их на дороге плотной стеной измороси. Том, голова которого все еще гудела, матерился про себя. Нетрудно понять, почему сезон дождей называют также сезоном самоубийств. Все представляется в мрачном свете, когда человек медленно задыхается в эдакой парилке, и легко было представить себе, что в таких условиях даже мелкие повседневные проблемы могут разрастись до гигантских размеров.

Он свернул к их прежней гостинице и остановил машину у входа.

– Хочешь выйти здесь? – спросил он у Гарриет. – Нет никакой необходимости мокнуть нам обоим.

Гарриет кивнула, помимо своей воли испытав благодарность к нему, и нырнула в регистратуру.

За стойкой была та же самая девушка, которая принимала их в первый приезд.

– Хорошо провели время? – спросила она.

– Да. Чудесно, – ответила Гарриет без особого восторга.

– Вот и хорошо. Сегодня у вас будет другой номер, ну-ка, посмотрим.

…Девушка уткнулась в свои записи, и вдруг лицо ее изменилось. – Ох, чуть не забыла, вам тут послание, дорогая. Просили сразу же позвонить домой. Вас разыскивала некая Салли Варна. Она сказала, что это срочно.

– Когда это было? – спросила Гарриет.

– В тот самый день, когда вы уехали. Я объяснила, что у нас нет вашего адреса, но что я все передам вам, как только вы вернетесь.

Гарриет, хмуря лоб, взглянула на часы. Зачем это Салли понадобилось звонить ей сюда?

– Наверное, поздновато звонить? В Нью-Йорке сейчас за полночь.

– Возможно, вы правы, – без улыбки сказала девушка, хотя вас просили позвонить, как только вернетесь, в любое время.

Гарриет встревожилась.

– Вы можете соединить меня с Нью-Йорком?

– Поднимите трубку у себя в номере, и я вас соединю.

Оказавшись в номере, Гарриет взяла телефонную трубку и стояла, нетерпеливо постукивая по ней пальцами в ожидании. Наконец она услышала голос Марка. Ее тревога возросла – Марк редко бывал в доме матери, особенно в столь поздний час. Даже будучи в Нью-Йорке, он обычно останавливался у друзей.

Первые же его слова не рассеяли ее беспокойства.

– Гарриет? Мы почти потеряли надежду связаться с тобой.

– Что случилось, Марк? Что произошло? – ее голос был полон тревоги.

– Боюсь, плохие новости. У твоего отца сердечный приступ.

У Гарриет сердце тут же дало сбой, во рту пересохло.

– У папы? У папы был сердечный приступ? О Марк, ведь ты не имеешь в виду?..

– Спокойно, Мошка, он не умер, но, боюсь, его состояние оставляет желать лучшего. Он выжил, но на этой стадии всегда существует, риск повторения приступа. Как толчки после землетрясения, ты понимаешь, что я имею в виду?

– Когда… где… это случилось?

– Два дня назад. В демонстрационном зале. Мошка, мне кажется, тебе следует вернуться домой.

– Не волнуйся, я прилечу, Первым же рейсом!

– Умница!

– И, Марк… передай, что я люблю его.

Она положила трубку. Голова шла кругом. Позвонить в аэропорт… зарезервировать место… хорошо хоть, что вещи уже упакованы, можно сразу же отправляться. «О папа, бедный папа, ты ведь поправишься? Ты должен поправиться!»

– Что-нибудь случилось, Гарриет?

В дверях стоял Том. Регистраторша, несомненно, рассказала ему о срочном телефонном разговоре.

Она взглянула на него, и он показался ей таким надежным и сильным, что ей захотелось, чтобы его руки обняли ее, как прошлой ночью; ей захотелось положить голову ему на плечо, поделиться своими страхами и найти в этом утешение. Но еще не прошла обида, воздвигнувшая между ними барьер, преодолеть который было совсем не просто.

– С моим отцом, – сказала она. – У него был сердечный приступ.