Шрифт:
– Им наплевать!
– воодушевился Пожаров.
– Ты представить себе не можешь степень наглости этих барышень! Куда нам с тобой. Ты-то иногда прешь, как бульдозер, но они - истинные танки! Вообще, у женщин несколько иное понятие о такте, приличии... Потом, они же не к тебе со мною идут, а к Светке. Их же Светка пригласила, своих подруг, черт бы их побрал!
– довольно-таки громко произнес Пожаров и оглянулся.
В дверях стоял отец с тремя рюмками и бутылкой коньяка.
– Кого это ты, Анатолий, поминаешь?
– спросил он.
– Да-аа, - протянул Пожаров, - подружек одних...
Отец поставил рюмки и бутылку на стол, снял пиджак, оправил жилет и сел на стул.
– Вот что, ребятки, - сказал он, провел ладонью по лысой голове, открыл бутылку и принялся наливать в рюмки.
– Забудьте вы всех этих подружек, забудьте сегодня обо всем и вспомните, что в пределах вечности это ничто. Грядет Новый год, лучший праздник на свете! Поэтому поднимем тост за жизнь, за то, что мы живы и здоровы! Согласны?
– Хорошо!
– воскликнул Пожаров.
– Прекрасно!
– добавил Беляев.
Выпив, Беляев прищурил глаза и резко выдохнул.
– Прикажете лимончик?
– спросил отец и сказал сыну: - Толя, я забыл, там на холодильнике приготовил...
Пожаров принес с кухни нарезанный лимон.
– Какая сегодня великолепная погода!
– сказал отец.
– Небо сейчас все в звездах, а днем великолепно сияло солнце. Удивляюсь вам, ребята, как это вы можете сидеть в комнате.
– Мы не сидим, мы елку наряжаем, - сказал Беляев.
Отец подумал о чем-то своем, налил еще по рюмке и, поднимая свою, сказал:
– Не знаю почему, но под Новый год никогда не хочется спать. Сегодня с утра, сижу у себя за столом на работе, просматриваю бумаги и спать не хочется. Удивительно, а ведь вчера читал до двух ночи...
– Что же ты читал?
– спросил Пожаров.
– Что я могу читать?
– Что?
– "Войну и мир"... Пожалуй, ничего более художественного и более значительного на свете не написано...
Выпили, закусили лимоном. Беляев чувствовал, как приятная теплота и душевная сладость разливается по телу.
– Очень вам благодарен за угощение!
– вдруг сказал он.
– Но нам пора уходить.
– В компанию?
– В компашку, в компашку, - сказал Пожаров и, оглядев себя, сказал: Надо еще переодеться. Когда он вышел, отец спросил:
– Много будет народу?
– Должно быть, много... Ведь свадьба!
– вырвалось у Беляева.
Отец задумался, потом сказал:
– Да. Вам с Анатолием, конечно, еще рановато об этом думать. Мужчина должен хорошо погулять, прежде чем заводить семью. Я не советую Анатолию раньше тридцати вступать в брак.
– Правильно, - сказал Беляев.
– Женитьба - шаг серьезный, - сказал отец Пожарова.
– А кто женится?
Беляев с некоторым замешательством сказал:
– Вы не знаете... Это с кафедры...
– Понятно. Так-с, - сказал отец.
– Еще по рюмке?
– Нет, довольно. Нам еще предстоит.
– Это правильно. Мне тоже еще сегодня предстоит. Брат с женой приедет, да сестра жены с мужем. Так что, наверное, заправимся как следует.
И разговор прекратился. На улице, действительно, погода была великолепная, самая настоящая новогодняя погода, и звезды светили и морозец был. Зашли на минуту к Беляеву. Мать собиралась в гости к дочери, сестре Беляева.
– С наступающим!
– пробасил Пожаров.
– И вас также!
– откликнулась мать.
Беляев надел белую рубашку, галстук и костюм. Взял подарок для Комарова.
Как только они пришли на свадьбу и Беляев увидел Лизу, нарядную, с крашеными губами, то тяжелая злоба, словно льдина, повернулась в его душе, и ему захотелось сказать Лизе что-нибудь грубое и даже подбежать к ней и ударить. Чтобы не сказать лишнего и успокоиться, Беляев сразу двинулся навстречу Комарову, обнял его, расцеловал и вручил сверток с костюмом. Беляеву казалось, что все знают о том, что Лиза ему изменила, что все смотрят на него, только что пальцем не показывают. Но все делали вид, что ничего не произошло, все скрывали свои истинные чувства и помыслы, свое недовольство жизнью и окружающими, и сам Беляев, чтобы не выдавать своего нервозного состояния, беспричинно улыбался и говорил о пустяках.
В это время Комаров в соседней комнате вскрыл подарок Беляева и был потрясен и обрадован им.
– Какой великолепный костюм!
– сказал он Беляеву.
– Да, до хмыря тебе еще далеко! Великолепный подарок! От души спасибо! Ты, оказывается, щедрый человек!
Глава VII
Неверно было бы думать, что Герман Донатович раздражал Беляева, нет, просто он все в разговоре сводил к одному и тому же, как бы зациклился на своей идее. Теперь он гораздо чаще приходил к матери, потому что находился в бракоразводном процессе и жил у какого-то своего приятеля по работе.