Военная форма была к лицу Сервию Плавту, и он сам понял это, едва лишь взглянув на себя в зеркало. Рост метр семьдесят – для древнего римлянина почти богатырский – для десантника был маловат. Но по остальным физическим параметрам Сервий Плавт не уступал ни одному из подчиненных Гамлета Голомазова.

Щелкнув ногтем по желтой бирке, на которой было отпечатано «к-н Сервий Плавт», Кийск ободряюще подмигнул римлянину:

– Отлично выглядишь.

Плавт улыбнулся немного смущенно и коснулся пальцем клипсы электронного переводчика, закрепленной на левом ухе.

– Не мешает? – спросил Кийск.

– Нет, – ответил Плавт. – Только чуточку непривычно.

Слова его, тут же переведенные на общегалактический, прозвучали из второй клипсы, подвешенной на карман.

– У меня очень странный голос, – улыбнулся Плавт.

– Зато мы теперь легко понимаем друг друга, – ответил Кийск.

Еще раз осмотрев костюм центуриона и не найдя в его внешнем виде никаких изъянов, Кийск распахнул дверь в кабинет, пропуская гостя вперед.

Войдя в кабинет, центурион в нерешительности остановился у порога. Он уже успел привыкнуть к странному виду станционных помещений и к тому, что по большей части они заставлены необычными предметами, о назначении которых римлянин даже не догадывался, и все же, входя в новое помещение, Сервий Плавт всякий раз испытывал странное чувство – жгучую смесь любопытства и настороженности. Ему было интересно осмотреть все детали обстановки, но при этом он боялся, что люди, наблюдавшие за гостем, сочтут его плебеем, который пользуется стилом не для того, чтобы записывать собственные мысли, а чтобы накалывать на острую палочку куски мяса, прежде чем отправить их в рот.

Кийск, вошедший в кабинет следом за Плавтом, чуть подтолкнул его в спину, направляя к столу.

– Позвольте представить нашего гостя тем, кто еще незнаком с ним! – громко произнес Кийск. – Сервий Плавт, центурион двенадцатой центурии легиона под командованием Анка Тарквиния, ветерана второй Пунической войны.

Взгляды всех присутствующих тут же обратились на римлянина, и Плавт вновь почувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, что его рассматривают, словно одетого в шкуры дикаря, привезенного из Гипербореи.

Со своей стороны, люди, находившиеся в комнате, также чувствовали некоторую скованность, боясь сказать или сделать что-то не так и этим невзначай обидеть необычного гостя.

Обстановку разрядил Леру. Не поднимаясь со своего любимого вращающегося кресла, стоявшего возле большого круглого окна, он с непринужденным видом помахал центуриону рукой.

– Как дела, Сервий?

По мнению римлянина, Леру говорил на латыни хуже любого варвара. И все же это был его родной язык, и говорил на нем живой человек, а не бесплотный дух, сидевший в клипсе, закрепленной на мочке уха. Дух хотя и правильно произносил все слова, но голос у него был неприятный – сухой и невыразительный. Поэтому, вместо того чтобы воспользоваться услугами электронного переводчика, центурион ответил философу фразой, которой обучил его один из десантников:

– Без проблем.

Язык людей, среди которых оказался Сервий Плавт, звучал не так мягко и певуче, как его родная речь, но все же, если научиться правильно выговаривать слова, на нем тоже можно было красиво изъясняться.

Тонкий ледок отчуждения тотчас же растаял. Все вокруг заулыбались и заговорили одновременно, стараясь объяснить Плавту, как рады они видеть его. Как всегда, не произнес ни слова только Гамлет Голомазов. Но у него уже была возможность пообщаться и с самим центурионом, и с его легионерами. И Сервий Плавт отнес немногословность Гамлета в разряд несомненных достоинств воина.

Не теряя времени, Кийск коротко представил Плавта тем, с кем он еще не был знаком. Таковых оказалось двое – бригадир механиков Олег Газаров и старший медик Егоршин Игорь Викторович. Покончив с формальностями, все расселись по своим местам, чтобы наконец перейти к обсуждению вопроса, ради которого они собрались в кабинете руководителя экспедиции.

– Поскольку не все собравшиеся слышали рассказ господина Плавта о том, как он и его люди очутились в багровом мире, я думаю, мы попросим нашего гостя, – сложенными вместе ладонями Стайн указала на центуриона, – кратко повторить его.

«Багровый мир» – это стало еще одним определением, которое, с легкой руки Нестора Леру, прижилось в лексиконе обитателей станции наравне с терминами «разлом» и «зона стабильности».

– Что ж, – Плавт машинально тронул клипсу на ухе. – Как я уже рассказывал уважаемым Нестору и Иво, легион достославного Анка Тарквиния, в состав которого входила моя центурия, принимал участие в боях по уничтожению войск Карфагена, которыми командовал Ганнибал. Два года назад Ганнибал перешел Альпы и вторгся в долину реки По…

Как только центурион начал свой расказ, Леру вместе с креслом подкатил к столику-экрану и вывел на него карту местности, на которой разворачивались боевые действия периода второй Пунической войны. А покопавшись в справочном материале центрального компьютера станции, он смог вывести на экран и карту боевых действий римских легионов против войск Карфагена.

– …В том же году Ганнибал нанес поражение нашим войскам в битвах при реках Тицине и Требии, – продолжал Сервий Плавт. – Но год спустя в битве при Тразименском озере армия Ганнибала понесла серьезные потери. Решающей стала битва при Каннах. Римские войска, ведомые в бой консулами Эмилием и Варроном, наголову разбили армию Карфагена. Я потерял в этом бою половину своей центурии, но все мои воины: и те, кто погиб, и те, кто остался жив, покрыли свое оружие славой, поскольку именно нам удалось пленить пытавшегося уйти с поля проигранной битвы Ганнибала. Консул Варрон лично выдал каждому из солдат моей центурии по пятьдесят сестерций и велел выкатить для нас бочонок лучшего вина, а мне вручил золотую цепь с медальоном с изображением консульского жезла.