Шрифт:
31 мая огромная сила в четыре полка подошла к Торжку. Был сухой ветреный день. Накануне служили водосвятный молебен по всем церквам, опасаясь вновь засухи, и аот с ночи задул упорный ветер со стороны солнцепада - из гнилого угла - значит, быть дождю, только бы нашла туча. Но туча пришла с полдневной стороны, и грозила эта южная сторона большим суховеем...
Михаил Тверской похватал у города земледельцев, но не пленил, не убил, а послал в город и велел сказать воеводе, чтобы тот выехал к нему в стан.
Никто не выехал.
Михаил послал своих послов и велел сказать им сло-во свое к воеводе и ко всем новоторжцам, что он-де не держит большого зла на них, но велит выдать тех, кто бил и грабил тверских людей. Послы вернулись ни с чем, а на стене объявился воевода Александр и потребовал подъехать на разговор самого Михаила Тверского.
Это было неслыханно: новгородский воеводишко вызывает под гнилую деревянную стену великого князя Тверского. Михаил походил по просторному, пустому шатру (он не думал надолго останавливаться в нем), потом позвал племянника и послал его под стены Торжка.
– Скажи, Митька, этим новгородским толстосумам, чтобы выдали... Нет! Пусть горожане выдадут мне новгородцев, понеже смерть людей наших новгородское дело.
– А коль не выдадут?
– Торжок на щит возьму!
Победитель Кистмы взял двух конных стремянных - по левую руку слуга, по правую слуга - и подъехал под стену Торжка. Кричать долго не пришлось: за полем следили, и вот уж снова с застенного помоста-раската послышался голос воеводы новгородского:
– Чего наехал?
– А ничего - вот чего! Подай сюда князя, не то - посадника какого ни есть!
– Изыди, оплёвок тверской!
– Пузо новгородское! Не заслонить тебе Торжка окаянного!
– А тебе, козел тверской, не сносить башки!
– Блевотина пятиконецка! Неурядица вечевая!
– Рванина тверская! Приступи до меня - я те кусок кину, хоть хлеба отведаешь перед смертью!
– Приступлю - порушу тя, вонищу рыбью!
– Причащался ля ноне?
– все повышая и повышая до крика голос, спрашивал со стены воевода Александр: заметил, что внизу слушают его жители, уже не раз а глаза называвшие его спасителем.
– Не сотонинска то забота!
– Тогда окстись пред смертью!
– Не визжи, веприна супоросна! Выходи в поле, коль смел!
– А я тя и тут!..
Воевода взял из рук сотника лук, выдернул стрелу из колчана и, не целясь, высвистнул стрелу. Митька заранее сжался, подняв щит перед собой, и тотчас почувствовал резкий глухой удар - стрела рассекла кожу шита и почти проклюнула деревянную пластину.
– Ну, погоди!
– только и выкрикнул Митька, пока разворачивал коня, и прикрыл спину щитом.
Вслед неслась уже непристойная ругань и несколько стрел жарко прошипели с левого и правого бока.
Михаил Тверской все видел и почти слышал - так близко был поставлен к стенам его шатер, но все же для порядку спросил племянника:
– Ну, чего привез?
– Новгородский воевода все дела вершит!
– А князь?
– За стену канул!
– Чего он те изрек?
– Матерно изглаголал!
Михаил Тверской окинул воевод своих неистовым взором:
– Торжок - на щит! Трубите!
При первых же звуках труб на стены Торжка высыпали защитники, новгородцы и свои, новоторжцы. По-явился и воевода. Ему, пережившему не раз гнев и на
смешки князя Тверского, было в тот день не до веселья. Велика сила в новгородском полку, хороша в Торжке крепость-детинец, но сила Твери, кажись, больше.
А за дубравой, что зеленела выше по Тверце, не умолкали трубы. К шатру князя Тверского - к желтому стогу шелка, шитого алыми маками, - придвинулся конный полк.
– Что делать станем?
– спросил Степан Оглобля воеводу.
– Не дам Торжок в обиду!
– Созову город на стены да врата затворим крепче...
– Отвори, Степан, врата! Поведу полк свой в поле, дабы не.причинять худа Торжку. Выйду с полком и поражу их с божией помощью!
– Достанет ли силы, Олександр Абакумович?
– Достанет, Оглобля! Доводилось мне аж немцев бивать, а те от пяты до маковки в железах. Воевода в последний раз глянул со стены на полк тверичан, уже развернувшийся и заслонивший шатер тверского повелителя, почуял, что сила там больше, но не дрогнул и бровью - решительно кинулся к лестнице и вниз.