Тяжело вздохнули сторожевые вой: всем было голодно дома, в походе надеялись подкрепиться на княжеских харчах.

– Нынь хлеб-от дороже коня, - напомнил пожилой ратник.

На это никто не возразил, но каждый подумал о полковой повозке с мешками пшена и сухарей. Каждому так и виделась та повозка и черный курган артельного кругового котла на ней, привязанного веревками.

– И чего расселись?
– спросил Тютчев.
– Начальник! Гони нас дрова готовить.

Все зашевелились, мечтая, как подъедет сейчас та повозка, как снимут и установят котел...

– Тихо, отроче!
– привстал вдруг пожилой ратник. Прислушались - в воздухе нарастал, как ветровой вал, свист крыльев, и вот уж поймой речушки прошел косяк диких уток.

– Чего это они?

– Не время им кучей летать.

– То-то и есть, что не время...

Утки прошли рекой с той стороны, куда уходила дорога.

– Ой, братове, спугнул их кто-то!
– уверенно сказал Семен и даже потряс головой, как бы подтверждая догадку.

– Та-ак...
– Квашня приотворил рот и думал.

– А ну, гоните коней вниз, к реке!
– скомандовал Тютчев решительно.

– Ага!
– подтвердил начальник.

– А сами - катись в кусты!

– Ага!
– повторил Квашня.
– А еще чего?

– А еще посылай одного по дороге, пусть глянет, нет ли кого за лесом.

– Ага! Семен!

Семен все понял и медленно, со страхом во взоре поднялся со щита.

– Чему ощурился? А ну, поезжай сторожко туда, сведай!

Семен облизнул враз пересохшие губы, подхватил щит, копье, но тут же все это бросил и скатился вниз по береговому уклону. Там он ловко обротал своего каурого конька, подтянул подпругу и также ловко вскочил в седло. Когда выправил на дорогу, Квашня подал ему щит и копье. Наказал:

– Поезжай с версту али с две да ушам-те прядай борзо!

– И бельма разуй!
– добавил Тютчев.

Семен поскакал нешибко и к тому же толково: коня правил по луговой обочине, нешумно. Как только он отъехал и скрылся в перелеске, тревога отпустила всех, будто Семен, коему выпала в тот вечер суровая служба, всю опасность взял на себя, будто его щит выдвинулся далеко вперед и прикрыл все девять голов, оставшихся в кустарнике у реки.

– Пошли-ко, Арефий, еще одного к полку, - озабоченно сказал Тютчев, но сказал так, как приказывают.

– Начто?

– Дурак ты, Квашня, хоть и начальником тебя поставил Монастырев! Коль в десятники сел, так смысли: полк-от может с галдежом подойти, а там вдруг... за лесом-то...

– Ага!

– То-то - ага!

Тютчев как в воду глядел: через какую-то четверть часа прискакал Семен и закрутился на разгоряченном коне:

– Палят!

– Да извести ты толком!
– Тютчев ухватил коня за узду, накрыл ноздри ладонью, погладил.
– Чего палят-то?

– Огневища палят, о какие!

– Велики ли числом?

– Не счел, а превелико.

– Пень осиновый! Един-два, али десятки?

– У трех десятков - не мене...

– Вот те и вести...
– и Тютчев присвистнул в задумчивости.
– А ведь это, братове, полк сторожевой! Литва!

– Они и есть, - подтвердил Семен.
– Все, как голуби, ровнехонько у огневищ сидят. Ужинают, поди...

– А у тебя - и слюни на гриву?
– принахмурился Тютчев. Отпустил узду, отошел, задумчиво потрагивая пальцем усишки.
– Ну, десятник! Чего велишь?

– А чего? К полку послано... Ждать надобе!

– Ждать надобе! Полк-от не ведает, что литовска сторожа во всей силе тут! Посылай еще одного!

* * *

Монастырев, подобно опытному охотнику, не желал спугнуть дичь. Он и до реки полк не довел и велел тихо отдыхать, а варево готовить в овражине на малом огне. Сам прискакал с Семеном и вторым посыльным, расспросил, разругал, не слезая с коня, и велел Семену и Квашне ехать с ним смотреть литву.

– На берегу уластились?
– строго спросил Квашня.

– Это он вот...

– Над самой водой, - подтвердил Семен.

– А сторона? По сю аль по ту?

– По сю.

Монастырев пробыл за лесом около часу. Остановив коней в перелеске, он сам подкрался - где на корточках, где на брюхе, - под самый бок сторожевому литовскому полку. Еще на подходе отметил свежую ископыть - был послан тоже десяток вперед, но эта малая сторожа проехала часом раньше, чем появился у реки Квашня. Это и успокоило врагов. Теперь лежат - седла под головы наелись и дремлют... "Ну, ужо вам, нехристи!" - жестко подумал Монастырев.