– Вы проститутка, верно, Джонни? – спросил Браун.

– Кто вам это сказал?

Ее глаза стали холодными и матовыми, как лед на оконном стекле. Руки она теперь держала в карманах лыжной куртки. Клинг с Брауном готовы были поспорить, что она сжимала кулаки.

– Где вы были в прошлую субботу вечером? – спросил Клинг.

– Джонни, они...

– Замолчите, Эндрю! – сказал Браун. – Где вы были, барышня?

– Когдаименно?

– Джонни...

– Я велел вам молчать! – воскликнул Браун.

– В прошлую субботу ночью. В два часа ночи, – сказал Клинг.

– Здесь, – сказала девушка.

– Что вы делали?

– Подкуривали.

– С какой стати? На улице плохо шли дела?

– Шел снег, -со злобой сказала Джонни. – Все хряки попрятались в собственные постельки.

– В котором часу вы пришли сюда? – спросил Браун.

– Я здесь живу,дядя, – сказала она.

– А мы думали, что вы живете здесь один, Эндрю, – сказал Клинг.

– Да, я не хотел никого больше вовлекать. Понимаете?

– Так что вы были здесь всю ночь, а? – спросил Браун.

– Ну, я так не говорила, – ответила девушка. – Я вышла примерно... когда, Эндрю?

– Оставьте в покое Эндрю. Рассказывайте нам.

– Примерно в десять. Приблизительно в это время начинается работа. Но улицы были пусты, как сердце путаны.

– Когда вы вернулись?

– Примерно в полночь. Мы сели за стол около полуночи, верно, Эндрю?

Флит хотел ответить, но Браун остановил его взглядом.

– И вы находились здесь с полуночи до двух? – спросил Клинг.

– Я была здесь с полуночи до следующего утра.Я сказала вам, дядя: я здесь живу.

–А Эндрю не выходил из квартиры в эту ночь?

– Нет, сэр, -сказала Джонни.

– Нет, сэр, – повторил Флит, выразительно кивая.

– Куда вы пошли на следующее утро?

– На улицу. Посмотреть, смогу ли отыграться.

– В какое время?

– Рано. Около одиннадцати часов. Примерно так.

– Удалось отыграться?

– Снег затрудняет всякое движение. – Она говорила не про дорожное движение. – Клиенты приезжают из Флориды. Как только они оказываются в Северной Каролине, они уже по колено в снегу. В такую погоду не везет в двух ремеслах: путанам и торговцам травкой.

Браун мог назвать еще пару-другую профессий, кому не везет в такую погоду.

– Берт, – сказал он.

Клинг глянул на парня с девушкой.

– Поехали отсюда, – сказал он.

Они прошли по улице молча. Два старика по-прежнему грели руки у огня. Когда Клинг завел мотор, печка снова залязгала.

– Похоже, они чистые, ты как думаешь? – спросил Браун.

– Да, – сказал Клинг.

– Он даже перепутал фамилиютого человека, – сказал Браун.

Они ехали в сторону центра молча. Приближаясь к участку, Браун пробормотал:

– Просто плакать хочется.

Клинг понял, что тот говорит вовсе не о том, что в расследовании убийства Эдельмана они не продвинулись ни на йоту.

Смотрителя здания, в котором жила Салли Андерсон, после ее убийства постоянно донимали полицейские. А теперь еще и монах явился. Смотритель не был религиозным человеком. Ни небеса, ни преисподняя его не интересовали, и с монахом ему говорить было не о чем. Он был занят важным делом – сыпал соль на тротуар, чтобы растопить наледь.

– Что вам нужно от нее? – спросил он брата Антония.

– Она заказала Библию, – сказал брат Антоний.

– Что?

– Библию. От «Ордена благочестивых братьев», – сказал он, полагая, что это звучит достаточно свято и торжественно.

– Ну и что дальше?

– Я из этого ордена, – торжественно произнес брат Антоний.

– И что дальше?

– Я хочу отдать ей Библию. Я поднимался наверх, но в ее квартире, если номер правильно указан на почтовом ящике, никто не отзывается. Мне подумалось, не сможете ли вы...

– Вы убедились, что никто не отзывается, – сказал смотритель.

– Верно, – сказал брат Антоний.

– И никогда никто не отзовется. Во всяком случае, она сама.

– Ах, мисс Андерсон переехала?