– Да, - сказал Лэс. Он спохватился.
– Да, - повторил он и подождал ответа.

Старый Том поднял голову и с вызовом посмотрел на сына.

– Я НЕ ХОДИЛ, - сказал он.
– У меня не было ни малейшего намерения идти туда, - спешил продолжить отец.
– Никакого намерения проходить через всю эту ерунду. Осмотры, умственные тесты, составление кубиков на доске и... Бог знает, что еще. Никакого намерения!

Он остановился и сердито посмотрел на сына, как бы ожидая, что он осмелится сказать отцу, что тот поступил неправильно.

Но Лэс не мог сказать ничего.

Прошло много времени. Лэс откашлялся и попытался облечь в слова свои мысли.

– Что ты... собираешься делать?

– Не беспокойся, не беспокойся, - сказал отец, и чувствовалось, что он был благодарен сыну за этот вопрос.
– Не беспокойся о своем отце. Он сам о себе позаботится.
– Не беспокойся, - теперь отец говорил почти мягко.
– Не тебе волноваться из-за этого. Это теперь не твоя проблема.

"Но ведь и моя тоже!" - Лэс явственно услышал эти свои слова, но он не произнес их. Что-то в старике остановило его, что-то очень властное и негодующее, чего, он знал, не должен был касаться.

– Я хочу отдохнуть, - услышал он голос Тома и почувствовал, будто ему попали прямо в солнечное сплетение.

"Я хочу отдохнуть, хочу отдохнуть" - эти слова гулким эхом отдавались в длинных коридорах его сознания. "Отдохнуть, отдохнуть"...

Он пошел к двери, обернулся и посмотрел на отца.

– До свидания.
– Фраза застряла у него в горле.

Тогда его отец улыбнулся и сказал:

– Спокойной ночи, Лэсли.

– Отец!

Он почувствовал, как отец протянул ему руку, и эта рука была сильная, спокойная. Она сжала плечо Лэсли. Она успокаивала и ободряла.

– Спокойной ночи, сын, - сказал отец, и мгновение они стояли совсем рядом...

Через плечо отца Лэс увидел скомканный аптечный пакет в углу комнаты, брошенный туда подальше от чужих глаз.

Затем он в немом ужасе стоял в коридоре, слушая щелканье замка, и хотя он знал, что отец не запер дверь, он не мог войти внутрь.

Долго он стоял и смотрел на дверь, весь дрожа.

Терри ждала его внизу. Пока он приближался к ней, в ее глазах стоял немой вопрос.

– Он... не ходил, - это было все, что он сказал.

Она запнулась:

– Но...

– Он был у аптекаря, - сказал Лэс.
– Я видел пакет в углу комнаты.

На секунду Лэсу показалось, что она бросится по лестнице, но это было только мимолетным импульсом.

– Он, должно быть, показал аптекарю уведомление о тесте, и аптекарь дал ему таблетки. Они часто делают так.

Они молча стояли в столовой, и дождь барабанил по стеклам.

– Что будем делать?
– спросила она почти беззвучно.

– Ничего, - пробормотал он. У него запершило в горле, и он тяжело выдохнул: - Ничего.

Затем он, не ощущая ног, шел на кухню и чувствовал, как ее рука крепко обхватила его. Она не могла говорить о любви, но попыталась вдохнуть в него в эти минуты всю свою любовь.

Они сидели в кухне весь вечер. Потом она уложила детей и вернулась к нему, и они сидели в кухне, пили кофе и разговаривали тихими, приглушенными голосами.

Они пошли спать за полночь, и, проходя через столовую, Лэс остановился у стола и посмотрел на часы с новеньким ослепительным стеклышком, аккуратно положенные на середине скатерти. Лэс не смог к ним прикоснуться.

Они пошли наверх и подкрались к спальне Тома. Ни звука. Они разделись и легли спать, и Терри, как обычно, завела на ночь часы. Через некоторое время они уснули.

И всю ночь в комнате старика царило молчание. И молчание - на следующий день.