Великая Армия Наполеона погибла потому, что война в России ее не питала, как кампании в Европе. В Европе армия жирела, а в России фуражиры не справлялись с трудностями, обусловленными узким фронтом вторжения и единственной коммуникацией, терроризированной к тому же партизанами.

Война должна кормить себя! Захватывать территории! Уничтожать население! Лишать врага людских резервов, промышленности, сырья, дорог!

Как-то все показалось возможно. Бравурный марш вермахта в июне причинил роковое решение, принятое Гитлером и приведшее его к быстрому поражению в войне, которая могла быть выиграна или, что вероятнее, тянулась бы очень долго.

Объяснение этому последует. Пока отметим, что фюрер отчетливо - быть может, даже слишком - понимал вовлеченность в войну с Британской империей, поддерживаемой Америкой. Уж там-то дело годичной кампанией не обойдется. Ресурсы нужны, много ресурсов. А они в России.

А в схватке с Россией - с Россией!
– фюрер ввел в игру все козыри сразу. Более того, с успехами на Восточном фронте он велел снизить уровень военного производства, а плоды его (например, танковые моторы, они годились и для моделей, находившихся в разработке) в распоряжение действующей армии по ее запросам не передавал и складывал про запас, на будущее. Он, кажется, последним из всех понял, что, не выложись с Россией тотально с начала, никакого будущего не видать.

Имелись и тонкости.

Наполеон полагал, что единственный генерал у русских - Багратион. Вторгшись, обнаружил недюжинного Барклая, Раевского, Дохтурова, стойких Тучковых, Коновницына… Оказалось, что имен у русских не было, а генералы были. Но цари не чистили армию, а фюрер не поверил в капитальность сталинской чистки: ведь Халхин-Гол состоялся уже после чистки. И, хотя затем последовала жалкая финская кампания, фюрер при осуществлении "Барбароссы" требовал равномерного наступления, без выступов, которые вызвали бы у русских соблазн отсечь их. Он панически боялся клещей.

На деле летом 41-го вермахт мог воевать смелее.

В книге воспоминаний маршал В.И.Чуйков утверждает, что взять Берлин и окончить войну в феврале 45-го года помешала боязнь флангового удара со стороны северной группировки вермахта. Со временем, вероятно, и этот вариант будет обкатан историками-компьютерщиками, но несомненно, что в 45-м советские армии воевали куда академичнее и с меньшим риском, чем в 41-м или 42-м. Если даже рассуждения Чуйкова о возможных сроках взятия Берлина и были верны, то на результате войны эта академичность советского командования не сказалась.

Академичность фюрера стоила нацистам победы.

Беглого взгляда на карту СССР достаточно, чтобы вызвать сомнения в реальности захвата территории, намеченной к захвату на протяжении летней кампании 1941 года по линии Волга - Кама - Северная Двина. Разве думать, что, дескать, до сих пор мы будем наступать, перемалывая советские армии, а дальше армий уже не будет, настанет коллапс власти, и мы уже не наступать будем, а, так сказать, распространяться. Насаждать комендатуры и ликвидировать партийных функционеров. И все.

Потом генералы станут печаловаться, что пошли на поводу у Гитлера. Скажут, что предвидели: "… предстоит кампания на обширной территории с суровыми климатическими условиями, со слаборазвитой сетью дорог, с многочисленным и любящим свою родину населением…"

Вот уж это и впрямь такое размахивание кулаками после драки!

Откуда сетования по поводу дорог, если подготовка настолько была небрежна, что разведка не удосужилась пройтись по этим дорогам? (А возможности были!) Откуда это любящее свою родину население там, где речь шла о конгломерате? Так, в конечном итоге, можно назвать любую империю, но конечный итог редко наступает вследствие войны, напротив, война, как правило, сплачивает конгломераты. Рим - яркий тому пример. Кстати, этот парадокс был предусмотрен? Как? Уничтожением евреев? Приказом о комиссарах? Провозглашением славян недочеловеками?

А погодные условия? Первый же легний ливень помешал вовремя закупорить котел у Минска, чем вызвал расстройство Гальдера и истерику фюрера. К чему же упоминание о климате в мемуарах генералов, которые уразумели смысл русского слова распутица лишь вытаскивая ноги из собственных сапог, а солдаты оказались раздеты перед лицом зимы, а основной тягловой силой вермахта стал в конце концов миллион лошадей, гибель которых, кстати, еще одна трагедия войны, просто она тонет в гибели десятков миллионов людей? А как учитывалось то, что победы даются, но лишь ценой обучения битых? что бьющие и проморгаться не успевают, как получают ответный удар? Это принималось во внимание? А расход горючего на русских дорогах? А расход горючего на перевозку того же горючего на плече, постоянно возраставшем по мере продвижения?

Молниеносность. Один ответ. На молниеносности построен был план, представленный Гитлеру.

Военным не пристало ссылаться на дороги, погоду, климат: на войне как на войне. Но, похоже, на одно они ссылаются не зря: на изменение Гитлером первоначального плана.

Но и здесь они пошли на поводу у фюрера: позволили ему изменить план!

Очень раздражала советский официоз следующая фраза английского военного аналитика Лиддела Харта из книги "Говорят немецкие генералы": "Россию спас не прогресс, а, напротив, отсталость. Если бы советский режим дал ей дорожную систему, хоть сколько-нибудь сравнимую с той, что существует в западных странах, Россия была бы раздавлена в короткое время. Немецкие механизированные силы были задержаны состоянием ее дорог." Даже теперь не без робости цитирую я эту фразу. Она сказана уже не Германном Готом и не другими генералами, с коими беседовал Харт. Она сказана самим Лидделом Хартом, нашим союзником в минувшей войне.