Шрифт:
Сопротивление офицерства привело к тому, что Гитлер попросту изъял вопрос из компетенции войск и передал эйнзатц-группам. И позже, по мере ожесточения войны, фюрер не позаботился о минимальной хотя бы человечности в ходе военных действий. Напротив.
"Германская армия 1941 года производила сильное впечатление. Прежде всего безжалостностью и жестокостью, - вспоминает шофер Жукова А.М.Бучин.
– Прохладный денек в конце лета. С запада беспорядочной стаей возвращались наши истребители И-15 и И-16. Машин с десяток. Наверно, они летали на штурмовку и израсходовали боезапас. А вокруг носились два "мессера", подбивая пушечно-пулеметным огнем наших по очереди. Особенно жалко выглядели наши бипланчики И-15; получив очередь, самолет клевал носом, входил в штопор и, как сорванный лист, устремлялся к земле. Из одного И-15 успел выпрыгнуть летчик. Над ним… развернулся парашют. Георгий Константинович и мы, свидетели происходившего, с облегчением вздохнули: хоть этот спасется. Но в ту же секунду мелькнул "мессер", влепил в упор очередь в беспомощно качавшегося на стропах парня и ушел. Парашют как-то бережно опустил тело летчика на землю недалеко от нас. Подошли. Он был совсем мальчиком, в синем комбинезоне, кожаном шлеме, весь залитый кровью. Жуков отрывисто приказал: "Предать земле с почестями". Повернулся и пошел прочь. Редко когда я видел такой гнев на лице генерала, глаза сузились и буквально побелели.
Через пару дней генерал Кокорев, состоявший для поручений у Жукова, на моей машине отправился зачем-то в войска на передний край. Ехали проселком черес лес и внезапно выскочили на поляну, а на ней паника - бегают, ополоумев, несколько десятков красноармейцев, мечутся в разные стороны, а над ними на бреющем полете развлекается "мессер" - обстреливает перепуганных ребят. Моя "эмка" камуфлированная, и немец, видимо, не заметил нашего появления. Я мигом загнал машину под дерево, в кусты. Кокорев ушел, мне пришлось еще какое-то время смотреть на кровавые похождения мерзавца. Даже морду ухмыляющегося убийцы запомнил, он, сволочь, был умелым летчиком и почти притирался к земле, так что виден был через колпак М-109".
В сентябре 1941 г. у деревни Чувахлей, Горьковской области, такой вот охотник с бреющего полета мимоходом обстрелял мальчонку, бродившего в ясный полдень. Одного-единственного в ржаном поле. Он промазал. Но тысячи тех, по ком не промазали, взывали к мщению. Первые полосы газет не испытывали недостатка в фотографиях убитых детей и старух.
К молниеносной войне идеологически готовиться незачем. Но война затянулась. Идеологически Гитлер проиграл ее сразу. Он ожесточил ее до начала "приказом о комиссарах" и не сделал корректив после. Он не считал, что ведет войну с великой страной. Он игнорировал то, что ее население верно традиции - жертвовать всем, а собственной жизнью чуть не в первую голову, ради свободы и независимости нищей своей родины.
Карта, с которого пошел Гитлер, был идеологический козырный туз. Война с самого почти начала стала народной. Она не могла не стать отечественной. Она не утихла бы даже при неблагоприятном ходе событий.
35. Краткое правление Наркомата Обороны
Выше мельком сказано было, что Жуков уже в полдень 22 июня послан был представителем Cтавки на Юго-Западный фронт и сделал там все возможное. 26 июня он был отозван обратно. Что же он успел за каких-то четыре дня?
О, успел он много. Успел вбить в головы штабистов тактику действий против уступающего в численности, но превосходящего мастерством врага, высокомобильного, господствующего в воздухе, владеющего инициативой и целеустремленно рвущегося к жизненным центрам страны в условиях полной ке неготовности к обороне.
В описании оборонительные меры Жукова примитивны: контратаковать во всех точках нанесения ударов, вырывать инициативу любой ценой, не останавливаясь перед потерями и даже не ожидая полной концентрации войск, предназначенных для контрудара, так как при господстве авиации противника это все равно неосуществимо. Атаковать, атаковать, атаковать! Атаковать непрерывно, срывая график взаимодействия вермахта, - и ни в коем случае не позволять ему вклинения и обхода. При такой опасности отводить войска на ближайший и пригодный для обороны рубеж и с него атаковать снова, пресекая любые движения вермахта, стараясь охватить его стрелы, как ни слабы кажутся усилия.
Можно лишь пытаться представить и сложность выполнения этого простого наставления, и то, на какие потери обречены были войска при таком способе действий против германской военной машины. А потери от одних лишь действий люфтваффе на этапе концентрации войск для контрудара? Зато ничего подобного Белостокскому и Минскому котлам не было на Юго-Западном фронте, и это несомненная заслуга и Жукова, и командования фронта. Войска хоть как-то маневрировали. А потери - ну, на такие потери страна обречена была вождем изначально, и теперь ничего иного не оставалось, как тормозить танки вермахта, бросаясь под них. Но уже 1 июля фельдмаршал фон Рунштедт запросил помощи от фельдмаршала фон Бока, так как, подобно Гитлеру, был сторонником равномерного продвижения по всему фронту.
Итак, Жуков оставил бывший свой округ хоть и не в лучшем виде, но проинструктированным о способе ведения боевых действий. Кем был он отозван в Москву? Хороший вопрос. Хрущев сообщает, что Сталин затворился на даче, выжидая. Жуков - что отозван был лично Сталиным, по телефону, и с конкретным заданием: разобраться в ситуации с Западным фронтом.
Вождь устранился, но у него были основания ждать, что вождишки, оставшиеся, раззиня рот, в Кремле, приползут звать его обратно. Ему нужно было, чтобы они его позвали. Чтобы почувствовали ничтожество свое (за которое и отобраны были в соратники). Чтобы забыли, что в состязании с Гитлером их прозорливейший патрон выказал себя полным растяпой и, разбуженный войной, даже предположил, что фюрер не знает о нападении. Он знал, что они приползут - даже поджав хвосты и себя чувствуя виноватыми, что не донесли до вождя правды, которой он не желал слышать, а они, трепеща перед ним, страшным, уничтожившим за честные высказывания людей, для державы несравненно более ценных, чем они, льстиво смягчали информацию о положении дел.
Он, конечно, был не в лучшей форме, он дрожал, но перед Гитлером, не перед ними.
Принять власть над страной некому было.
Он гарантировал себя от этого, он срезал стране голову.
Еще и еще перебирал он всех, мысленно видя каждого, кто по должности или известности мог сказать: "Принимаю на себя полномочия!" Не было таких. Он, может, и ухмылялся иногда: какая предусмотрительность! Может, и ужасался: какая работа в такой огромной стране! Череда политиков-оппозиционеров, государственных умов, проходила перед ним, завершаясь маршалами и командармами, в том числе теми, кто выдающиеся военные способности сочетал с административными. Кого пулей, кого аварией, ядом, судом или бессудно…