– Что, не вышло?
– укоризненно сказал Макар и подул на руку.
– Еще и царапается! На такого маленького кинулся! Это же мышонок с золотым хвостиком... Иди и лови лучше в подвале крыс. Боишься, небось, что уши тебе обгрызут.

Кот сел, захлестнул вокруг передних лап хвост и уставился в угол желтыми злыми глазами. Он судорожно облизывался.

– И не стыдно тебе, разбойнику?
– возмутился Макар.

Кот перекинул хвост с одной стороны на другую.

– Достукаешься, выгоню отсюда.

Дверь заскрипела. На шум явился Брехун - маленький фокстерьер, ласковый с друзьями, но беспощадный к врагам. Он презрительно смерил кота взглядом черных глазок-вишенок из-под нависавших на морду белых шелковистых прядей и, стуча когтями, подошел к Макару. Уткнувшись холодным носом ему в руку, вильнул хвостом.

Кот настороженно изогнул спину, готовясь свечой взвиться на стол, если Брехун неожиданно бросится на него. Но тот вдруг забеспокоился и двинулся к холодильнику. Сунул под него нос и стал шумно нюхать.

– И ты туда же!
– упрекнул его Макар.
– Ну, что там потерял? Ополчились на маленького.

В коридоре раздался звонок.

– Это ко мне пришли!
– сообщил Макар коту и фокстерьеру и бросился из кухни. И действительно, открыв дверь, он увидел Дашу Поспелову и Генку Лысюру. За ними топтался, поблескивая круглыми очками, Зина Живцов. Под мышкой у него торчал рулон белой бумаги.

– Заходите, заходите, - засуетился Синицын.
– Вот вешалка, раздевайтесь.

Генка подскочил к Даше и помог ей снять пальто.

– Эх ты, хозяин!
– упрекнул он Макара.
– Надо же помочь даме раздеться.

"Дама" захихикала и стала поправлять перед зеркалом косички. Синицын покраснел так, что у него зачесалась шея.

– Ладно, раздевайтесь, - грубовато бросил он и вразвалку пошел в комнату.

Генка взял у Зины рулон и расстелил его на столе, а сам принялся бегать вокруг. Это у него называлось "творчески мыслить".

– Ты, Синицын, будешь рисовать заголовки и карикатуры, распоряжался он.
– Помнишь, говорил, что умеешь рисовать? Поспелова пусть переписывает заметки - у нее почерк хороший, а Живцов будет давать темы для карикатур.

Синицын тоскливо съежился. Вот она, пришла расплата: прихвастнул как-то на собрании, что может хорошо писать заголовки, он, дескать, в свое время целые плакаты писал (в какое свое время, он не уточнил). Не успел и оглянуться, как его уже избрали в редколлегию, а теперь вот подошла пора выпускать первую стенгазету.

Макар неловко ухватил толстый синий карандаш и лег животом на лист.

– А ты что будешь делать?
– ехидно спросила Даша Генку. Тот напыжился:

– Я, как староста класса, буду передовую статью диктовать. Значит, так...
– он полистал блокнот.
– Заголовок: "От каждого - по книге!"

– Это ты о чем?
– не понял Макар.

– Как о чем? Ты что, не в курсе дела? Мы сейчас важную...
– он снова заглянул в блокнот, - кам-па-нию будем проводить: собирать библиотечку на общественных началах. Каждый должен принести для нее свою любимую книгу. У тебя, например, какая самая любимая книга?

– У меня?
– голос Макара дрогнул.
– "Маленький принц".

– Вот ее и принесешь, - решительно махнул рукой Лысюра.

– А другую нельзя? Это ведь моя самая-самая любимая...

Лысюра заложил руки за спину.

– Значит, любимую книгу хочешь оставить себе? А другим отдать то, что тебе не нужно? "На тебе, боже, что мне не гоже?" Живцов, запиши для карикатуры.

Макар взъерошился:

– А ты-то сам какую принесешь?

– Я?
– Лысюра вытащил опять блокнот из-за спины и по складам прочитал: - "Роль профсоюзных организаций в развитии горнодобывающей промышленности". Один рубль пятьдесят копеек.

– Что?!
– Макар даже задохнулся.
– Это твоя любимая книга? Да врешь ты все! Мы же знаем, что ты только про шпионов читаешь.

– Про шпионов - это я так читаю, - Лысюра отвел глаза.
– Когда нечего делать. А вот эта книга стоящая. Рубль пятьдесят.

– Да что ты заладил: рубль пятьдесят, рубль пятьдесят, - Макар метнулся к полке с книгами.
– Вот! "Кулинария"! Два рубля семьдесят! Могу отдать вместо "Маленького принца", мама купила, а все равно в нее не заглядывает.

Послышались глухие всхлипывания. Это смеялся Живцов, потом захихикала и Даша.

– Вы чего?
– оторопел Синицын.

– Ой, не могу... "Кулинария"! Кто же ее читать будет?