Лысюра попятился. Все-таки волшебник, не стоит с ним связываться. А то еще превратит старосту в крокодила или царевну-лягушку, и будешь всю жизнь на кочке квакать, горючие слезы лить...

– Да я пошутил, ты что, не понимаешь?

– Хороши шутки, - Макар начал остывать.
– Говори, да откусывай.

– Не кипятись, - успокаивал его Лысюра.
– Какая может быть любовь в четвертом классе? Нам ведь на пионерском сборе объясняли, что среди пионеров может быть только дружба и взаимное уважение. У тебя ведь с Дашей дружба и взаимное уважение или только дружба без взаимного уважения?

– Почему без уважения?
– задышал Макар.
– У нас... уважение.

– Только уважение без дружбы?
– разочарованно протянул Генка.

– Нет, дружба тоже есть... Уважение... с дружбой, - Синицын окончательно запутался и опять разозлился.
– Да что ты ко мне пристал со своей дружбой и уважением? Иди спроси у Даши, если тебе так нужно.

Лысюра быстро огляделся.

Они стояли в вестибюле школы у большого окна. Никого уже не было, все разошлись после турнира. Несколько человек топтались во дворе, размахивая руками: наверное, спорили.

Глаза Генки хитро блеснули, он сказал с расстановкой:

– Она не только подпрыгивала...

– А что еще?
– вскинулся Макар.

– Она сказала, что хотела бы дружить с тобой. Всю жизнь... до самой пенсии.

Синицын остолбенел. Он хотел что-то сказать и не смог.

– Что?
– насторожился Лысюра. Он потирал руки. Вот это эффект! Теперь все ясно: Синицын хочет дружить с Поспеловой. И даже уважать ее. Хотя, по мнению Лысюры, уважать девчонок было не за что. Зря их избирают в совет отряда, не раз твердил он.

– Врешь!
– наконец выдавил Синицын. Лысюра быстро провел по горлу ладонью, что должно было означать: будь спокоен, никаких сомнений. А как, как она сказала?

– Ну... как, - Генка многозначительно поднял одну бровь.
– Очень просто. Так прямо и сказала.

– Так и сказала? Эх, Лысюра, ну и молодец ты! Не зря тебя назначили старостой.

Лысюра напыжился.

– Не назначили, а выбрали. Единогласно, понял?

Но Синицын не слушал его.

– Говори, чего хочешь? Ну!
– напирал он.

– Я к тебе, понимаешь, с общественным делом, - многозначительно сообщил староста. Он вытащил из кармана печенье и захрустел им.

– С каким делом?

– Послезавтра все классы будут брать обязательство по сбору металлолома. Сколько, по-твоему, наш класс может собрать лома? А?

Синицын беспечно махнул рукой:

– Сколько соберем, столько и будет.

– Нет, так нельзя!
– у Лысюры даже крошки изо рта полетели. Пускать дело на самотек! Наш класс должен собрать больше всех.

– Ну и соберем.

– Поможешь, значит?
– обрадовался староста.

– А как же!
– удивился Макар.
– Все будут участвовать в мероприятии.

– Да я не об этом, - поморщился Генка.
– Сколько тонн я могу назвать в обязательствах?

– Тонн? Да ведь ни один класс больше тонны никогда не собирал. Даже старшеклассники.

– Не мели ерунды, - нахмурился Лысюра.
– Я думаю, если скажу, что дадим пять тонн, не поднимут на смех? А?
– он беспокойно заглядывал в лицо Синицыну.

– Говори уж - десять!
– бросил Макар.

Лысюра почесал в затылке.

– Десять? Десять... десять...
– видно было, что цифра все больше и больше нравится ему.
– Десять тонн! Обязуемся собрать десять тонн!

Синицын выпучил на него глаза.

– Да ты в своем уме? Слыханное ли дело - десять тонн! Где мы соберем столько?

– Как - где? Ты же только что обещал помочь!
– он хитро подмигнул и сделал вид, что бормочет заклинания.

До Макара только теперь дошло, на какую помощь надеется староста.

– Вот так помощь!
– ахнул он.
– Да ведь все десять тонн мне придется давать.

– А тебе жалко для коллектива какого-то ржавого железа?
– сплюнул Генка.
– Большой труд - махнул рукой, крикнул: "тары-бары-растабары" - и готово!

– Для меня, положим, труд и небольшой, - поморщился Синицын.
– Но ведь это будет нечестно, другие классы меньше наберут.

Лысюра подбоченился.

– Ах, нечестно? А сам-то ты честный?
– и он кивнул на завоеванный Макаром приз, который тот держал под мышкой.