Атака на правом фланге подошла к нам на двадцать шагов. Но тут уже не роте, а целому батальону скомандовал сам Скобелев:

– Батальон - пли!

И тысяча выстрелов слилась в один оглушающий хаос; тысяча пуль из хорошо положенных дул вырвала десятки и сотни жизней в неприятельских таборах. Момент молчания, затем только стук экстракторов... Громкие стоны и вопли впереди, во тьме перед траншеей, и точно вся местность всколыхалась там... Топот, крики, удаляющийся шум людной массы... Атака отбита... Но не надолго... Не прошло еще и пяти минут, как мы слышим опять впереди движение лавины шагах в ста, останавливающейся перед нами.

– Их строят для нового наступления. Я боюсь одного, чтобы они не прорвали где-нибудь траншею. Положение серьезно, может быть, придется лично защищаться каждому. Советую вынуть револьверы, - говорит нам Скобелев шепотом.

Мы это и делаем. Нервное волнение растет, с лихорадочным нетерпением стараемся рассмотреть, что такое впереди за черной линией бруствера. Унылые рожки турок запели свои сигналы, и во тьме вспыхнула опять густая полоса ружейного огня... Полоса эта все ближе и ближе... Но она движется гораздо скорее, чем в первый раз, видимо, что турки хотят взять стремительностью натиска. У нас с глухими стонами падают люди в глубь траншеи с брустверов... Раненых окажется много. Прямо навстречу мне идет кто-то, шатаясь, как пьяный... Уже лицом к лицу различаю я солдата, схватившегося рукой за грудь. Точно он хочет удержать в ней что-то... А сквозь прижатые к груди пальцы струится нечто, кажущееся ночью черным... Он даже не стонет...

Скобелев проходит мимо... Залпы наши идут стройно... Атака турецкая и на этот раз отбита. Я отправляюсь за генералом.

– Сегодня они, очевидно, задались целью выбить нас... Они еще никогда не нападали так настойчиво... Сейчас, верно, начнется третья атака... Ай!.. схватывается генерал за бок. Я услышал перед этим только звук, точно что-то шлепнуло около.

– Что такое, что с вами?..
– заговорили все.

– Тише... Меня сильно задело...
– Скобелев прижимает ладонь к боку... Мельницкий подхватывает его.

– Оставьте... Разве можно?.. Солдаты видят...
– шепотом говорит он. Здорово, молодцы!
– особенно громко приветствует он солдат...
– Поздравляю вас, славно отбили атаку!

– Рады стараться !
– слышится с бруствера.

– Смотрите же, честно стоять!.. Послужите, братцы, России! И еще бросятся - и еще отобьем. Ведь турки - сволочь, ребята.

– Точно так, ваше-ство!

– Ну, то-то же... Чего их бояться...

– Вы ранены?
– подбегает Гренквист...

– Ваше превосходительство!.. На свое место!.. Что бы ни случилось, ребята, - дружно стоять, держись один другого. Помните - умереть на местах и не отдать траншеи... Вся Россия смотрит теперь на нас...

– Ура!
– вспыхивает около Скобелева и гулкими перекатами разносится по флангам.

– Ах, как больно, однако, - шепчет Скобелев под этот крик.

– Идите в землянку скорей.

– Нет. Весть, что я ранен, распространится по всей траншее. Нужно идти на левый фланг.
– И он отправляется туда ободрять солдат: "Сохраним это место для наших братьев... Мы его кровью добыли. Не дешево оно нам стоит..." Минута была действительно торжественная. В эту ночь, будь турки посмелей и понастойчивей, они могли бы броситься в самую траншею, и нам каждому пришлось бы самому защищать себя лично. Разумеется, мы бы опять отняли траншею. Но чего бы нам это стоило?

– Не отдадим, ваше-ство!
– слышится отклик.

Траншея была пройдена, мы все, наконец, вошли в землянку. При огне лицо Скобелева казалось слегка побледневшим. Снимают полушубок, Скобелев раздевается и...

– Да где же она?..

– Что такое?.. Кто она?

– Раны нет!
– радостным голосом замечает Куропаткин.

– Как нет?
– Кровь кидается в лицо Скобелеву.

– Так... Поздравляю с контузией!
– громко выкрикивает кто-то.

Тут только Скобелев опускается на кровать.

– Но как больно было, как далеко отдалась, а я думал, что она оцарапала глубоко. Скорее одеваться. Болит, да делать нечего, нужно идти.

Мы осматриваем полушубок: оказывается, что пуля ударилась в правый бок, там где клапан застежки, отодрала его и, пробив полушубок, сильно ушибла тело. Контужен был Скобелев внутри траншеи, где спят обыкновенно, где считалось пребывание самым безопасным.

– Здорово, молодцы! Спасибо за службу!
– через несколько мгновений уже звучал опять в траншее голос Скобелева под гвалт и треск повой атаки турок. Она теперь гораздо неистовее, чем в первые два раза, и направлена главным образом на фланги. Скобелев, Мельницкий и Куропаткин берут подкрепление и кидаются туда усилить их. Неопытные ротные командиры делают ошибку, торопят стрелять - от этого опять много возни с экстракцией ружья Крнка и огонь не так густ. В эту минуту я наблюдаю в первый раз залп у турок. До сих пор они стреляли сплошным огнем, часто, но не залпами. Впрочем, это был из очень неудачных и больше не повторялся... Фитильные гранаты из гладкоствольных турецких орудий, как ракеты, взвиваются над нами, оставляя огнистый след в высоте... Турки переняли наше "ура" и выкрикивают его на своем правом фланге.

Еще несколько минут - и атака отбита. Неприятель уходит, чтобы не возобновлять ее сегодня, но из своих траншей бьет нас ружейным огнем. Все с томлением ждут утра. Всех мучит одна мысль - о потерях этой ночи. Хорошо, если выбыло человек двести... Только что рассвело, произвели поверку, и оказалось, что эта ночь стоила нам ста тридцати человек убитыми и ранеными.

Еще одни сутки я провел здесь - и на следующую ночь Скобелев был вновь контужен в плечо. Эта контузия в первый момент сшибла его с ног...